Академизм культурологии – свидетельство ее зрелости

Аннотация. В статье рассматривается проблема становления основных принципов научного академизма в культурологии, его параметры, сложившиеся к настоящему времени, научные познавательные перспективы культурологии, а также необходимость размежевания культурологической науки с культурологической публицистикой и журналистикой.

Ключевые слова. Культурологическая наука, академизм, объект, предмет и проблемное поле культурологии.
 

Сразу же оговорюсь, что, говоря об академизме культурологии, я не имею в виду ее формальную институционализацию в качестве одного из научных направлений в структуре Российской академии наук. Такая институционализация рано или поздно произойдет, но – по моему прогнозу – не в форме повышения ранга культурологии до академического, а, наоборот, в форме понижения, лишения культурологии статуса самостоятельной науки и включения ее в качестве одной из субдисциплин, скорее всего, в философию. Основание для такого решения видится в том, что культурология – как уже стало ясным – не имеет никаких выходов в социальную практику, даже в практику отрасли культуры, руководимой Министерством культуры. Функция культурологии как системы специального знания полностью аналогична современной функции философии – быть общеобразовательной университетской дисциплиной, и не более того. Можно спорить о том, в какой мере культурология в отечественном образовании замещает марксистский истмат (я считаю, что именно в этом заключается основная прагматическая перспектива культурологии). Но функциональная аналогичность (не тождественность, а именно аналогичность) культурологии и философии рано или поздно будет реализована в каких-то структурных решениях. Я думаю, что со временем неизбежна интеграция культурологии в философию (в одном ряду с этикой, эстетикой, гносеологией и пр.), возможно, путем создания объединенного направления «философия, теория и история культуры». Именно таким образом и произойдет институционализация культурологии как академической науки.

Впрочем, такой сценарий судьбы культурологии, соответствуя интересам Министерства образования и науки, не соответствует интересам Министерства культуры, которое удачно вписало музееведение в культурологию, и будет отстаивать сохранение этой науки в качестве самостоятельной. В этом случае перспективы включения культурологии в сферу ответственности Академии наук становятся туманными.

Сейчас же речь идет о другом – о становлении внутреннего академизма в культурологии, о стабилизации основных принципов исследования и обобщения материала, отличающих это направление познания. Это непростой процесс стихийной самоорганизации науки и постоянного уточнения ее познавательных приемов. Проблема еще больше усложняется тем, что научное культурологическое сообщество пока еще очень далеко от единства в определении основных объектно-предметно-проблемных параметров культурологии. В отличие от культурологического образования, где содержательное единообразие задается государственными образовательными стандартами (которые хоть в какой-то мере выполняют регулирующую функцию), научное сообщество сохраняет вольную несогласованность в этом вопросе. Впрочем, в той или иной мере это свойственно всем, даже самым старым наукам.

Основной вопрос связан с определением того, что культурология изучает:

• культуру («культуру-для-себя») как особую отрасль социальной активности человека, отличаемую от экономической, политической, правоохранительной и иной деятельности,

или

• общество (системную форму социальной реальности) в его культурно-нормативных проявлениях, отличаемых от случайных, ситуативных, девиантных и иных проявлений, человека как культурное существо, современность как актуальное состояние культурных практик (все три эти объекта являются лишь носителями культурных свойств и потому методология их познания в культурологии практически идентична).

Мне представляется, что, несмотря на жаркие дискуссии на эту тему, длящиеся уже полвека, все эти феномены являются равноправными объектами культурологического познания [1]. В целом в культурологической науке оформились два сравнительно автономных направления:

• гуманитарная культурология, исследующая культуру как особую деятельность по производству образно-символической продукции, и

• социальная культурология, исследующая общество, человека и современность в их культурных проявлениях, выполняющих нормативно-регулятивные функции.

Попутно отмечу, что смыслы человеческого существования, манифестируемые культурой, как специальный объект познания относятся в основном к компетенции философии культуры, отличаемой от культурологии более высокими абстракциями теоретических обобщений.

Хотя построение фундаментальной теории культуры осуществляется в основном в социальной культурологии, есть немалое число культурологов, разрабатывающих разные варианты совмещения в одной теории и культуры, и общества, человека и современности в качестве равноценных объектов культурологического познания [2].

Наибольшая специфичность культурологии в системе научного знания, выделяющая ее в ряду иных гуманитарных и общественных наук, связана с тем, что культурология сама не занимается сбором и систематическим описанием эмпирических фактов, а заимствует их из фактологического багажа иных дисциплин (искусствоведения, религиоведения, истории, филологии, социологии, этнологии и т.п.). Аналитическая задача культурологии – реинтерпретация уже известного материала в определенном познавательном ракурсе и объяснение его специфики с позиций динамики социокультурных процессов. Такая целеустановка сближает культурологию с философией, но еще больше с парадигмальными направлениями современной науки (например, с синергетикой и постмодернизмом), которые тоже нацелены на реинтерпретацию старого знания в новом объяснительном ракурсе [3].

Научная интерпретация исторической и современной динамики социального бытия людей основывается на особом культурологическом объяснительном принципе осмысления природы социокультурных процессов. Согласно ему, основным источником перемен в формах и технологиях жизнедеятельности людей является изменение их социальных интересов и предпочтений, а также системы ценностных ориентаций. Причины этих изменений апологеты разных философских концепций усматривают в противоречиях между различными социальными констелляциями. А именно:

• приверженцы теорий цивилизационизма – в противоречиях между разными народами и цивилизациями, что ведет к конфликтам и войнам между нами и изменению ситуаций доминирования одних народов над другими;

• приверженцы теорий эволюционизма – в противоречиях между разными социальными сословиями и классами, что ведет к революциям и изменению ситуаций доминирования одних классов над другими;

• приверженцы теорий социальной синергетики – в противоречиях между обществом и личностью, что ведет к постепенному изменению социальной организации общества в сторону расширения прав личности и возможностей по ее социальной самореализации [4].

Большинство культурологов являются апологетами цивилизационизма и эволюционизма, что роднит их взгляды с философами и историками. Но есть одно принципиальное отличие. По мнению культурологов, социальные предпочтения формируются не только утилитарными экономическими, политическими или социальными интересами людей, но в той же мере (а иногда и в большей мере) их экстраутилитарными ценностными установками, идеалами, складывающимися под влиянием религии, идеологии, традиций, обычаев, ментальностей и пр. (что обычно называют «духовной культурой»). Благодаря учету этого фактора формирования социальных предпочтений, объяснительная база их истолкования принципиально расширяется. Аналитические концепции социокультурной динамики, разрабатываемые апологетами теорий социальной синергетики, являются, на мой взгляд, наиболее культурологичными, основанными на признании значимой роли личностного начала в истории и культуре и процессов самоорганизации человеческого общества.

Культурология выделяется особым приоритетным основанием научной систематизации эмпирического материала. Следует сказать, что в культурологии, как и в иных науках, применяются несколько таких систематизаций, среди которых важнейшей и самой распространенной является систематизация артефактов по устойчивости и частотности повторений их использования в социальной практике. Наиболее устойчивые и частотные формы считаются наиболее культурно типичными, а стереотипизированные порядки деятельности в какой-либо сфере обычно называются «культурой этой сферы» (например, политической культурой, языковой культурой, культурой труда, культурой досуга и т.п.) [5].

Вместе с тем, устойчивость отнюдь не тождественна традиционности. Традиция – это частный случай устойчивости, ее отрефлексированное воплощение, поддерживаемое искусственно, преимущественно по идеологическим причинам, сохраняющее привычные культурные формы. Но устойчивость культурных порядков в основном имеет стихийный характер и регулируется их функциональной эффективностью. Устойчивость не только не препятствует, но и, как правило, предполагает импровизационную интерпретацию используемых культурных форм, пока соображения эффективности не потребуют их полной замены. Культурная новация также является проявлением устойчивости, при которой сохраняются нужные социальные функции культурных феноменов, но заменяются их устаревшие формы.

В отличие от постмодернизма, акцентирующего внимание на спонтанном и хаотическом (ризомном) характере социального функционирования культуры, культурология рассматривает культуру как систему. Эта системность имеет много разных измерений своей функциональной связанности и обусловленности [6]. Только в таком целостном системном исследовании культуры культурология усматривает познавательный смысл своей аналитической работы. Культура системна настолько, насколько системно человеческое общество, системно его социальное функционирование, системны социальные интересы и потребности человека. Культура представляет собой наглядное выражение этой системности социального бытия человека, воплощенное в устойчивых формах.

Эти и некоторые другие фундаментальные принципы культурологического понимания и интерпретации социальной и культурной реальности, как в статике, так и в динамике, могут быть определены как основы культурологического академизма. Вообще понятие «академизм» имеет нечеткий смысл, включая как положительные коннотации (наиболее устойчивые и проверенные временем принципы познания), так и отрицательные (устаревшие формальные установки науки). Актуальный смысл этого понятия зависит от конкретной ситуации и исторического этапа в развитии той или иной области познания.

Культурология – сравнительно молодая наука, возраст которой в России насчитывает около 50 лет. В ее становлении выделяются три этапа.

• Первый (1960-е – 1980-е гг.) – это этап осторожного «нащупывания» специфического проблемного поля новой науки и размежевания ее с этнографией (антропологией), от которой она отпочковалась. Этот этап связан с именами этносоциолога Э.С. Маркаряна и философа культуры М.С. Кагана, которых можно считать основателями российской культурологии, заложившими основы новой отрасли научного познания и ее будущего академизма.

• Второй (1990-е – 2000-е гг.) – это этап институционализации культурологии как науки и направления специального образования, характерный «взрывом» популярности культурологии у гуманитарной интеллигенции, ее безудержным разрастанием вширь, экспансией на «научные территории» смежных дисциплин. Это время активной работы первого культурологического научного института, появления официальных документов, регулирующих содержание культурологии (государственных образовательных стандартов), издания множества классических работ зарубежных обществоведов. Этот этап связан в первую очередь с именами директора Российского института культурологии (РИК) К.Э. Разлогова, руководителя Учебно-методического объединения (УМО) по культурологии Г.И. Зверевой и научного редактора и издателя из Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН) С.Я. Левит.

• Третий этап (начавшийся в 2010-е гг.) – это, по моему мнению, период стабилизации культурологии в определенных проблемных и тематических границах и сложения основ культурологического академизма, о котором идет речь. Оформление параметров этого академизма представляется наиболее значимой тенденцией в современном развитии культурологической науки.

Академизм заключается, в том числе, и в умении четко отделять научное системное видение проблем от публицистических рассуждений, нередко содержащих интересные фактурные наблюдения и выводы, но не выходящих на подлинно научный уровень системности в обобщении рассматриваемого материала. В наше время, в ситуации трансформации индустриального мироощущения в постиндустриальное наблюдается размывание критериев профессиональной научности, которая нередко подменяется наукообразной публицистикой и журналистикой, манифестируемых как современные тренды развития науки. В этой ситуации ученому особенно важно четко осознавать критерии подлинной научности, наиболее полно представленные в академизме.

Сказанное вовсе не означает, что науке следует бороться с публицистикой и журналистикой как вредными явлениями. Напротив, их нужно приветствовать как важные современные приемы описания и осмысления социальной и культурной реальности. Но при этом нужно помнить, что это не наука, а другая форма информационной работы, преследующая другие социальные цели, принципиально отличные от науки.

Таким образом, я полагаю, что на нынешнем этапе развития культурологии как области научного знания становление и укрепление ее академизма представляет собой доминирующую тенденцию, и этот академизм осмысленно или латентно наиболее востребован наукой. Разумеется, и «неакадемическая» культурология сохраняется в прежнем объеме, поскольку имеется большое число авторов, специализирующихся на этом. Но, как показывает статистика наукометрических исследований последних лет, снижение интереса к такой культурологии уже стало устойчивым и со стороны профессионального сообщества (что выражается в сокращении цитирования этих работ в специальной литературе), и со стороны читающей публики (что выражается в падении продаж книг этой направленности).

Стратегическая перспектива культурологии видится в трансформации ее из научной области (скорее парадигмального, чем дисциплинарного типа), сложившейся в точке пересечения гуманитарных и общественных наук и так или иначе микширующей фрагменты знания, взятые из них, в фундаментальное учение об обществе как системном образовании, реализующем свои социальные потенции в культурных формах. Это учение, естественно, должно базироваться на собственном оригинальном понимании истории, природы социальности, культуре как отражении этой социальности  т.п. Я вижу будущее культурологии в превращении ее в новое обществознание, основанное на новых научных представлениях о сущности человека и общества. Эта перспектива может реализоваться в культурологии как самостоятельной науке или как в субдисциплине философии. Перспектива определяется не формальным статусом науки, а интеллектуальной активностью ученых, работающих на этой познавательной площадке.

Естественно, это только моя точка зрения. Существуют и другие, тоже заслуживающие профессионального осмысления. Пусть их изложат их авторы.

Разумеется, культурология в своем развитии не может ограничиться только социально-регулятивной культурой («культурой культурного человека»), а будет столь же активно разрабатывать проблематику образно-символической культуры. Это представляется довольно сложной задачей. Пока что культурология в своих интерпретациях образно-символической культуры в основном дублирует филологию, искусствознание и эстетику, не рискуя продвинуться дальше, чем работа в традиционном проблемном поле социологии искусства (что теперь называется «культурологическим анализом искусства»). Возможно, именно поэтому, из-за стремления удержаться сразу «на нескольких стульях» в гуманитарной культурологии так и не удается создать целостной системной теории культуры. Выстраивание системного теоретического представления требует не растекания аналитических усилий вширь, к смежным наукам, а, напротив, максимальной концентрации их в одной проблемной точке.

Серьезная научная перспектива гуманитарного направления культурологии видится в разработке собственно культурологической концепции образно-символической культуры (как в художественном, так и в иных ее проявлениях). Требуется новое осмысление ее роли в функционировании общества, развитии человеческого сознания, сложении социальных предпочтений и т.п. Гуманитарной культурологии предстоит обрести новое понимание символических образов, свободное от эстетических, религиозных, лингво-семиотических и пр. непосредственных доминант, но трактующее подобные образы в качестве феноменов, имеющих системообразующую социокультурную функцию. Какую? Это пока не понятно, плохо локализуется в рамках структурного анализа культуры, а ощущается только интуитивно. Но без этого качественного перелома в теории культуры не произойдет подлинной культурологизации гуманитарной культурологии, и она останется «периферийным искусствоведением».

Культурология решает множество познавательных задач, которые трудно разделить на основные и второстепенные. Это деление во многом зависит от мировоззренческих установок того или иного исследователя. На мой взгляд, главными задачами этой отрасли знания являются:

• по отношению к культуре прошлого: реконструкция исторических культур как системных смысловых комплексов, дешифровка забытых смыслов культурных событий и явлений, систематизация и анализ тенденций исторической социодинамики;

• по отношению к культуре настоящего: исследование общества как целостной культурной системы, нормирующей и регулирующей социальное сознание и поведение людей, анализ разных подсистем культуры в их актуальных социальных функциях;

• по отношению к культуре будущего: прогнозирование перспектив культурного развития общества на основании анализа современной динамики, выявление главных системообразующих трендов развития.

Мне представляется, что именно в решении этих аналитических задач заключается тот культурологический академизм, который обеспечит культурологии научную перспективу как социально значимой системе познания реальности. Я с большим уважением отношусь к марксистскому историческому материализму (как к научной объяснительной концепции, а не как к политической программе революционного переустройства мира). Но я полагаю, что исторический материализм абсолютизирует лишь одну из возможных тенденций исторического развития общества (вариант эволюции, активизируемой обострением социальных противоречий), реализующуюся при определенном сочетании внешних и внутренних обстоятельств существования общества. Однако композиция сочетания обстоятельств может сложиться и иной, и тогда преобладание получает какая-то другая тенденция исторической социодинамики. Подобных тенденций, как минимум, несколько. Две из них нам уже хорошо известны – эволюционизм и циклизм. Но их больше; науке еще предстоит их выявить и объяснить. Например, социальная синергетика и постмодернизм – это шаги в направлении поиска иных тенденций социодинамики. Основная познавательная цель культурологии, на мой взгляд, связана с осмыслением этого многообразия вариантов социодинамики общества и отражения этого многообразия в культурных формах, а – главное – в систематизации и структурировании этого многообразия вариантов.

*     *     *

Самостоятельный вопрос связан с проблемой публикации культурологической литературы. Ведь значимые научные тексты нужно не только написать, но и довести до потребителя через систему книгоиздания и специализированных журналов. Мне представляется, что ситуация с изданием и продажей научных культурологических книг за последние годы изменилась. В 1990-е и в большой мере в 2000-е гг. имел место более или менее массовый интерес гуманитарной интеллигенции к новой науке, новой аналитической информации и соответственно большой спрос на культурологические книги (прежде всего на научные монографии и особенно переводные издания – работы французских постмодернистов, британских социологов, американских футурологов и т.п.). При таком массовом спросе было выгодно выпускать много небольших и дешевых книжек, которые хорошо раскупались любителями.

Но за 25 лет общество уже в основном насытилось культурологией как интеллектуальной новинкой. Сейчас покупателями культурологических книг становятся преимущественно профессионалы – ученые и преподаватели культурологии. А ученые покупают новые книги не часто и предпочитают книги крупные (объемные, содержащие по нескольку работ одного автора) и хорошо изданные. Встает проблема сокращения тиражей научных культурологических изданий, их укрупнения и повышения полиграфического качества, а соответственно и заметного удорожания. Но контингент покупателей этой литературы переменился и сократился, с чем придется считаться.

Особая ситуация с учебной литературой. Хотя объемы преподавания культурологии в вузах России в последние годы сократились, но спада в потребности в новых учебниках не наблюдается. По-прежнему имеет место спрос на небольшие и недорогие учебные пособия. Постольку образовательные стандарты третьего поколения в специальном культурологическом образовании расширили число дисциплин, сократив их объем, это соответствует издательскому тренду на издание максимально компактных учебников.

Основной вопрос с культурологическими журналами связан с выбором либо их большей тематической универсализации, либо большей специализации. Я думаю, что параллельно будут иметь место обе тенденции. Журналы, имеющие статус ВАКовских, обязанные публиковать статьи аспирантов и докторантов, неизбежно будут расширять свой тематический универсализм. А вот журналы, не имеющие ВАКовского статуса, напротив будут усиливать свою тематическую специализированность в полном соответствии с тенденцией академизации культурологической науки. Мне кажется, что электронные журналы, особенно те, где материалы публикуются сразу в свободном доступе, будут играть все более значимую роль в науке как организаторы профессиональных дискуссий, соперничая в этом с научными конференциями и стимулируя научную активность ученых в виртуальном информационном пространстве. Активная позиция специализированных журналов в современных условиях может способствовать заметному ускорению процессов академизации культурологии.

Формы научной работы будут, неизбежно, меняться, но сущность научного познания, критерии научности и социальные функции науки останутся неизменными, а научный академизм сохранит свою стабилизирующую значимость.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 15-03-00031 «Культурное регулирование социальной динамики».
[1] См. об этом подробнее: Флиер А.Я. Культурная среда и ее социальные черты [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2013. № 2. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/2/Flier_Cultural-Milieu/.  Дата обращения: 16.02.2014.
[2] См., например: Костина А.В. Экспресс «Культура» проследует со всеми остановками [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2014. № 4. URL: http://cult-cult.ru/culture-express-train-passes-all-the-stations/. Дата обращения: 12.04.2015; Багдасарьян Н.Г. Прошлое, настоящее и будущее культуры: субъективные заметки [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2014. № 4. URL: http://cult-cult.ru/past-present-and-future-of-culture-subjective-notes/. Дата обращения: 12.04.2015.
[3] См. об этом: Флиер А.Я. Культурология как научная парадигма. [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2015. № 2. URL: http://cult-cult.ru/cultural-studies-as-a-research-paradigm/. Дата обращения: 12.04.2015.
[4] См. об этом подробнее: Флиер А.Я. Теория культуры как философия истории [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2014. № 1. URL: http://cult-cult.ru/teoriya-kulitury-kak-filosofiya-istorii/. Дата обращения: 12.04.2015; Сурова Е.Э. Идентичность. Идентификация. Образ. СПб.: СПбГУ, 2010.
[5] См. об этом подробнее: Флиер А.Я. Непреодолимый барьер систематизации: поля науки и обочины публицистики [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2015. № 1. URL: http://cult-cult.ru/insurmountable-barriers-of-systematization-fields-of-science-and-roadsides-of-jo/. Дата обращения: 12.04.2015.
[6] См. об этом подробнее: Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М.: Языки русской культуры, 1998.