А.Я. Флиер

Культура как социально-регулятивная программа: этап становления

Аннотация: В статье излагается авторская концепция происхождения культуры как системы социальных норм, как процесса стихийного упорядочивания социального взаимодействия и коммуницирования людей, результатом которого стало становление обычаев (как системы нормативного поведения) и языков устного и письменного общения (как системы нормативной коммуникации). Именно в упорядочении и нормировании процессов социальных взаимодействий и коммуникаций, по мнению автора, заключаются функциональные основания становления феномена культуры.

Ключевые слова: культура, упорядочение, нормирование, социальные взаимодействия, социальное коммуницирование, поведение, обычаи, языки, культурное многообразие человечества.


В соответствии с концептуальными положениями нормативной теории культуры, с позиций которой я анализирую этот феномен, культура состоит из двух основных системообразующих компонент – социально-регулятивной и символической.

Социально-регулятивная составляющая культуры в основном воплощена в нормативных социальных взаимодействиях и коммуникациях, которые регулируют повседневную жизнедеятельность людей в групповых, коллективных формах и информационный обмен между ними. Здесь особо следует подчеркнуть, что речь идет именно о нормативных взаимодействиях и коммуникациях, которые и называются социальной культурой («культурой культурного человека»), хотя эти связи бывают и ненормативными, девиантными (хулиганство, нецензурная брань и пр.) или ситуативно экстравагантными. Конечно, эти социальные культурные нормы исторически подвижны, но в каждый конкретно взятый момент истории они являются наиболее массово разделяемыми формами социального Бытия людей (в том или ином сословном сегменте). Социально-регулятивная культура, наряду с политикой, является главным средством поддержания социального порядка в функционировании сообщества. При этом социально-регулятивная культура олицетворяет собой процессы более или менее стихийной самоорганизации сообщества и упорядочивания его жизни с помощью таких средств, как обычаи и языки. Объектом воздействия социально-регулятивной культуры является все общество как системная целостность, в которой поддерживаются определенные порядки социального взаимодействия и коммуницирования.

Другой составляющей культуры является символическая деятельность. Объектом воздействия культуры символического производства является отдельная личность, регуляция социокультурной практики которой осуществляется посредством социализации и инкультурации индивида не только в процессе детского воспитания и обучения, но и на протяжении всей жизни. Это культура образных отражений мировосприятия.

Здесь будут рассмотрены некоторые проблемы происхождения культуры как социально-регулятивной программы.

Понимание и интерпретация происхождения культуры самым существенным образом зависят от того, что тот или иной ученый понимает под культурой, как он трактует ее сущность и социальную функцию, и той позиции, которой он придерживается в вопросе о происхождении человека.

Хорошо известна трудовая теория антропогенеза [1] и соответствующая ей концепция происхождения культуры в процессе трудовой деятельности человека (в первую очередь материально-производственной, но также и символической [2]). Эта теория многократно подвергалась научной критике, поскольку была не в состоянии объяснить формирование такой фундаментальной психологической потребности человека, являющейся одной из основ культуры, как духовность (мне больше импонирует предложенное П.А. Сорокиным понятие «идеациональность», основанное на противопоставлении практики служения умозрительной идее практике служения утилитарной пользе [3]). Объяснение природы духовности (идеациональности) страхом человека перед природой порождает много вопросов; например, почему животные не испытывают такого страха и не создают компенсирующих программ психологической защиты и т.п. Тем не менее несмотря на вполне аргументированную критику, трудовая теория антропо- и культурогенеза остается одной из наиболее авторитетных.

Другой известной теоретической моделью происхождения культуры является символическая концепция, усматривающая истоки культуры в символической деятельности человека [4]. Действительно культура в большой степени является «площадкой концентрации» символических продуктов человеческой деятельности и технологий символического производства. Но и эта концепция не может убедительно объяснить, зачем человеку понадобилось создавать символическую реальность в дополнение к эмпирической.

Третьей авторитетной концепцией культурогенеза можно считать мифо-религиозную [5], связывающую зарождение культуры с опытом коммуницирования человека с «запредельным миром» – богами, духами, душами умерших и т.п. Подвергать научной критике эту мировоззренческую позицию, на мой взгляд, некорректно, поскольку она основана на вере в эмпирически не наблюдаемые, инструментально не фиксируемые, не описываемые и не измеряемые явления, чем наука, как известно, не занимается. Дискуссия на эту тему – это уже прерогатива философов, а не ученых. Тем не менее, и в рамках этого подхода возможно создание интересных интеллектуальных конструкций, которые отличают, например, работы М. Элиаде, а в наше время исследования А.А. Пелипенко [6].

Разумеется, концептуальных моделей происхождения культуры много больше, но эти три можно считать наиболее влиятельными.

Я придерживаюсь интерпретации происхождения, сущности и функций культуры, которая в определенном смысле является ответвлением (вариацией) деятельностно-трудовой теории, но переносит акцент на другой аспект социальной активности человека. Эту концепцию можно назвать нормативной моделью культуры. С ее точки зрения, культура оформилась как особая модальность социального Бытия человека не в его материально-производственной и даже не в интеллектуальной деятельности, а в практике упорядочения его социального взаимодействия и коммуницирования с другими людьми, выстраивания системы норм групповой жизнедеятельности. Функции культуры заключаются в производстве не вещей и идей (их порождение уже вторично в контексте главной цели), а в производстве нормативных человеческих отношений, упорядочивающих социальное пространство жизни. Культура – это форма жизнедеятельности людей, преобразованная в норму их социального взаимодействия. Разумеется, производство человеческих отношений – это тоже деятельность, но особая, обеспечивающая социальный порядок в сообществах, чем и обусловлена беспрецедентная социальная значимость культуры и ее универсальный, пронизывающий все сферы жизни характер.

Вместе с тем, нужно понимать, что «культура» – это условное название лишь одного сегмента общей программы установления и поддержания социального порядка в жизни общества, осуществляемого преимущественно стихийными методами самоорганизации людей в их социальных взаимодействиях. Другим сегментом этой же программы, решающей те же задачи, является политика, которая поддерживает необходимый порядок уже целенаправленно и в основном методами применения насилия или угрозы его применения. Эта программа упорядочения коллективного Бытия людей вырабатывалась в социальной практике жизнедеятельности сообществ на протяжении всей истории человечества и продолжает совершенствоваться с каждым новым поколением. Мы называем это перманентное совершенствование социальных порядков «развитием культуры» и «развитием политических структур», а обобщенный взгляд на динамику этого совершенствования – «историей общества». Но все это только условные названия разных ракурсов рассмотрения и интерпретации универсального процесса упорядочения и нормирования социального Бытия людей и процедур их жизнедеятельности (отчасти стихийного, отчасти управляемого).

Таким образом, под культурой следует понимать наиболее общую форму осуществления человеческой социальности, выражение врожденной склонности людей к коллективным формам жизнедеятельности. Культура является системным сводом общих принципов и правил такого порядка группового существования, обеспечивающим конструктивное протекание процесса социального сожительства людей. Я вижу в культуре исторически сложившую систему взаимоотношений и информационных обменов между людьми по поводу нормативных порядков их совместной жизнедеятельности, средство поддержания и регулятивного обеспечения основных принципов такого соседства и взаимодействия [7].

Первостепенные функции культуры заключаются в стимулировании социальной интеграции людей в устойчивые коллективы и обеспечении устойчивой и плотной коммуникации между их участниками. В этой связи показательно, что территориальные пределы распространения тех или иных локальных культур, как правило, ограничиваются именно разрывами в необходимой плотности коммуникации (что связано с употреблением иного разговорного языка за этими границами).

На уровне обыденного сознания мы знаем культуру преимущественно по продукции ее символического производства – произведениям литературы и искусства, религиозным церемониям, этнографическим обрядам, фольклорным текстам, памятникам культурного наследия и т.п. Но на самом деле символическое производство – это только «надводная часть айсберга», публичная манифестация норм и порядков культуры в выразительных образных формах, демонстрация эталонных примеров соблюдения культурных норм и т.п. Суть же культуры, ее социальные основания сосредоточены в неброских повседневных порядках и нормах социальных взаимодействий и коммуникаций, о которых мы редко задумываемся.

Разумеется, этот символический сегмент культуры играет чрезвычайно значимую роль в жизни общества. Наряду с воспитанием и образованием искусство, религия, этнографические ритуалы и пр. являются основными инструментами социализации и инкультурации человека, приобщения его к культурным нормам. Но сами нормы задаются не искусством и религией, а практикой социальных взаимодействий и коммуникаций, сложившейся в обществе (именно этим определяются разные национальные интерпретации одних и тех же художественных стилей или религий). Вопрос о соотношении символического и социально-нормативного начал в культуре специально рассматривался мною в одной из работ [8].

Главными системообразующими компонентами культуры являются социальное поведение и коммуникация, на раннем этапе истории, воплощающиеся в обычае и языке. Именно они обеспечивают социальную консолидацию коллектива и интенсивный информационный обмен в его рядах. Далее уже начинаются процессы развития:

• обычай развивается в ритуал и этикет, затем в законы и, наконец, в принципы и допустимые пределы социальной свободы, регулирующие социальное поведение человека, и т.п.;

• разговорный язык развивается в письменный язык, в язык художественных образов, в язык социально значимых символов, в язык социальной маркировки человека (в одежде, оружии, обстановке дома и др.), в язык церемониального проведения и т.п.

Но главное заключается в том, что культура при всем многообразии своих частных функций в целом представляет собой определенную норму социального взаимодействия и коммуницирования, которая исполняется на практике большинством членов сообщества, передается от поколения к поколению методами воспитания и образования и постоянно активно манифестируется средствами социального ритуала, религии, литературы, искусства и т.п. [9]. Именно здесь пролегает различие между наблюдаемыми и более или менее массово распространенными формами социального поведения людей, которые в совокупности могу быть названы их «социальной практикой», и пропагандируемыми, внедряемыми и поощряемыми нормами, эталонными образцами «правильного» социального поведения, которые называются «культурой» рассматриваемого общества.

 

 

Традиционно принято считать, что эволюция форм жизни на Земле завершилась с происхождением человека. Конечно, существует и множество гипотез по поводу того, что морфологическая эволюция в отдаленном будущем продолжится и в границах человеческого вида [10]. Но это лишь гипотезы; никаких наблюдаемых фактов (по крайней мере, достаточно очевидных), подтверждающих вероятность такого рода изменений, в нашем распоряжении еще нет. Вместе с тем, следует заметить, что процесс эволюции касается не только изменения морфологических форм живых существ, но и программ их поведения. Витальное поведение растений сложнее, чем поведение бактерий; поведение птиц сложнее поведения насекомых; поведение млекопитающих по своей сложности превосходит поведение земноводных и т.п. Именно по этой линии эволюция форм жизни продолжилась и обрела новое качество уже на основе вида Homo sapiens в формах развития человеческой культуры как особой программы социальной активности людей. Причем это развитие мы можем наблюдать на протяжении человеческой истории и делать на этой основе определенные выводы и обобщения.

Прежде всего, нужно сказать, что биологическая жизнь на Земле изначально осуществлялась в форме самодостаточных отдельных организмов – одноклеточных, потом многоклеточных, а на определенном этапе эволюции приняла групповой, популяционный характер [11]. В рамках популяции сохранение и продолжение жизни стало напрямую зависеть от эффективности взаимодействия между составляющими популяцию организмами, а, следовательно, от их социального поведения по отношению друг к другу. Сразу же следует определиться с тем, что социальное поведение – это такое поведение членов социума (популяции), которое обусловлено интересами общины, способствует ее сохранению и воспроизводству как целостной системы. Это отличает социальное поведение от коллективного поведения (например, поведения толпы), которое не всегда имеет такую четкую детерминацию [12]. Подобное социальное поведение у разных видов основывается на разных программах и ими же регулируется.

Все программы коллективного существования являются в принципе однотипными как для популяций муравьев, так и для рыбных косяков, стай птиц, стад антилоп. Разумеется, во всех перечисленных случаях эти программы обладают разной степенью сложности, но по основным принципам обеспечения коллективного Бытия они единообразны. Человеческая культура по существу представляет собой такую же поведенческую программу, только наиболее сложный ее вариант, является продолжением этого эволюционного ряда.

Культура наиболее пластична и многофункциональна из всех известных видовых программ коллективной жизни и фактически представляет собой социально-поведенческий феномен, обеспечивающий режим совместного существования особей, принципиально однотипный с программами других видов [13]. Особая сложность культуры определяется тем, что она является не завершенной в своем развитии инстинктивной формой группового существования (как у животных), а исторически изменяющейся программой коллективной жизни людей, осознаваемой ее участниками, рефлексируемой и постоянно развивающейся, совершенствуемой. Культура обладает принципиально иным качеством, что обусловлено наличием у ее субъектов – людей – сознания. Различие здесь не сущностное, а именно качественное.

 

 

В принципе можно выстроить такую историко-эволюционную последовательность развития программ социального поведения, начиная от стадных животных (более ранние этапы эволюции жизни также вписываются в эту схему, но здесь не рассматриваются):

• регулятором социального поведения стадных животных является популяционный инстинкт, наследуемый генетически, воспроизводящий длительный опыт коллективного существования данного вида и являющийся абсолютно детерминированным [14];

• на стадии антропогенеза популяционный инстинкт постепенно дополнялся, а затем и вытеснялся социальным обычаем;

• на первобытнообщинной и аграрной стадиях человеческой истории основным регулятором социального поведения людей становится обычай, передающийся методом обучения, воспроизводящий социальный опыт сообществ, закрепленный в традиции, и являвшийся в основном детерминированным [15];

• на индустриальной и постиндустриальной стадиях развития социальная активность людей во все большей мере начинает регулироваться программой рационального поведения, которая строится на прагматических основаниях и актуальных побуждениях к деятельности, в основном свободных от обязательного следования социальному опыту коллектива, и является лишь опосредованно детерминированной.

Таким образом, мы наблюдаем выраженную последовательность развития средств регуляции социального поведения особей: от инстинкта к обычаю и от обычая к рациональному поведению. Представляется очень показательным то, что эта эволюция не завершилась со становлением вида Homo sapiens, а продолжилась в ходе уже человеческой истории.

Инстинкт – это генетически наследуемая программа поведения, сложившаяся методом исторической отбраковки вариантов активности, опасных для популяционной устойчивости вида. В программе инстинкта никакой свободы принятия решений не может быть по определению; особь, действующая по инстинктивному побуждению, не выбирает между вариантами проявления своей активности. Иные варианты имеют место лишь как дополнительные, ситуативные [16].

Обычай – это поведенческая программа, воспроизводящая образцы «правильного» поведения, закрепленные в памяти социального опыта сообщества. По существу обычай представляет собой функциональный аналог инстинкта, только наследуемый не генетически, а путем обучения и исполняемый не механически, а более или менее сознательно на основании того, что «так принято». Представляется, что в ходе антропогенеза животные  инстинкты постепенно замещались архетипами сознания и ментальностями, ставшими основанием большинства обычаев, которые можно рассматривать в некотором смысле как человеческие заместители инстинктов [17]. В поведенческой программе обычая свободный выбор вариантов поведения в принципе был возможен, но нежелателен и допускается только в исключительных случаях.

Рациональное поведение – это поведенческая программа, которая предусматривает сравнительно свободный выбор человеком вариантов и форм акций своей социальной активности [18]. Его решение основывается на рациональной оценке, как достижимости цели, так и совокупности обстоятельств, сопутствующих предстоящему действию, и выборе варианта поведения, наиболее соответствующего этим задачам в имеющей место ситуации. Рациональное поведение – это и есть свобода в ее практическом воплощении. По многообразию возможностей в выборе варианта действий, имеющихся в распоряжении человека, программа рационального поведения во много раз превосходит поведенческую программу обычая, не говоря уже об инстинкте. Именно актуальные прагматические доводы, становящиеся основанием для выбора оптимального варианта поведения (свобода), а не социальный опыт сообщества (традиция) принципиально отличают программу рационального поведения от обычая.

Если программа социального поведения животных осуществляется в границах одной модальности, выраженной в воспроизводстве генетически унаследованных образцов (у людей подобная воспроизводящая деятельность называется «традиционной»), то культура как программа социального поведения людей осуществляется в рамках двух модальностей – традиции и новации. Модальность традиции обеспечивает устойчивость культуры в ходе ее практического функционирования, модальность новации содействует ее развитию и повышению качества производимого труда.

 

 

 

Другим принципиальным достижением на пути становления человеческой культуры явилось формирование разговорного языка.

Следует сказать, что различные животные (включая даже рыб) тоже активно обмениваются как звуковыми сигналами, так и сигналами визуальными (позы, телодвижения) и ольфакторными (запахи), которые, несомненно, обладают весьма существенным информационным наполнением. Специальные научные исследования показывают, что оттеночная, а, следовательно, и смысловая сложность таких животных языков весьма высока [19]. Незначительная алфавитная наполненность языка животных (по числу самостоятельных идентифицируемых сигналов) компенсируется множеством вариантов их сочетания [20].

Разумеется, человеческая речь и ее вербальные языки во много раз сложнее по организации и обладают словарным запасом в десятки тысяч слов. Соответственно и понятийный ряд человеческого языка на несколько порядков богаче. Но функциональная задача разговорного языка – обмен информацией с помощью звуковых сигналов – осталась той же самой [21].

Принципиальное отличие человеческого языка от животной практики обмена звуковыми и иными сигналами, на мой взгляд, заключается в том, что получаемая информация, передаваемая подобными звуковыми сигналами, человеком интерпретируется [22]. Она соотносится со всей иной информацией об актуальной ситуации, в которой находится человек, что соответствующим образом корректирует его восприятие и понимание новой информации, его реакцию на новое знание. Т.е. у людей имеет место не автоматическая реакция на новую информацию, а ее критическая обработка сознанием [23]. Животным такое интерпретативное восприятие информации не присуще. Их информационный обмен, как правило, высоко экспрессивен (является проявлением беспокойства, предупреждением о какой-то экстраординарной ситуации) и вполне непосредственен по характеру восприятия.

Вторая особенность человеческого языка связана с тем, что люди не только говорят на языке, но еще и думают на нем (т.е. мысленного говорят сами с собой). То, каким образом происходит мыслительный процесс у животных, науке еще не очень понятно; возможно, на языке зрительных или каких-то иных образов [24]. Но нет сомнений в том, что практика мышления на вербальном языке самым существенным образом усилила эффективность интеллектуальных процессов человеческого сознания, в существенной мере придала им рефлексивный характер.

В науке существует множество версий о путях происхождения языка: звукоподражательном, посредством развития жестикуляции, из трудовых выкриков, из эмоциональных междометий и пр. Я полагаю, что никакого особого пути происхождения языка не было. Язык человеческого общения стал естественным продуктом эволюции коммуникативной практики стадных животных, имевшей место в рамках эволюции их социального поведения, и включал все доступные способы информационного обмена, без явного преобладания одних над другими [25]. И так же как эволюция социального поведения животных привела к возникновению основных форм человеческой культуры, так и эволюция животных коммуникативных практик привела к языку в его человеческих формах. Т.е. язык сугубо коммуникативен по своей основной социальной функции, а прочие его возможности стали использоваться уже как дополнительные.

Дискуссия о времени формирования человеческого языка еще очень далека от достижения какого-либо научного консенсуса [26]. Наиболее распространена версия о сложении основных специфических параметров языка примерно 40 тыс. лет назад, т.е. на стадии верхнего палеолита; но есть и гипотезы о возникновении языка на более ранней – неандертальской стадии антропогенеза [27]. Однако, независимо от того, какое из этих суждений ближе к истине, главное заключается в том, что формирование человеческого языка, во-первых, радикально расширило возможности социальной коммуникации (а никакая культура без плотной социальной коммуникации в принципе не возможна) и, во-вторых, существенным образом расширило возможности человеческого сознания по интерпретации наблюдаемой действительности, ее образной и эмоциональной трактовке, абстрактному мышлению и т.п.

 

 

 

Формирование разговорного языка обеспечило культуре такое ее свойство как коммуникативность.

Каждый этап развития общества связан с определенным типом фиксации информации. Возникновение письменности и появление городской цивилизации более или менее совпадают по времени. Еще в начале 1970-х гг. отечественными этнографами С.А. Арутюновым и Н.Н. Чебоксаровым была высказана мысль о том, что развитие цивилизации исторически структурируется по ее информационным возможностям [28]. У М. Маклюэна такими этапами называются эпохи до-письменная, фонетического письма, печатной «Гуттенберговой галактики» и электронной «галактики Маркони» [29]. Письменность своим возникновением ознаменовала начальную стадию аграрной цивилизации и эпоху фонетического письма. Обретение специального способа фиксации информации и ее трансляции является необходимым условием социального развития культуры, начиная с определенной стадии, а именно: с перехода к городскому образу жизни.

Деревенская община не нуждается в письменности. Информационный поток, циркулирующий в ее системе, в течение тысячелетий эффективно поддерживался посредством устной передачи, как горизонтальной (между современниками), так и вертикальной (между поколениями, от родителей детям). Объем информации, заполняющей культуру городского общества (поначалу только верхних его социальных эшелонов), уже нуждался в фиксации и трансляции каким-то технически более совершенным способом, отчужденным от непосредственного источника информации и передаче потребителям в более или менее безличной форме (в виде написанного текста). Такой режим циркулирования создает возможность передавать существенно больше информации, надежней ее фиксировать и накапливать (нежели просто запоминать), а также распространять ее среди большего числа людей.

В основании возникновения письменности лежало развитие практики изобразительной деятельности древних людей. Именно рисуночное письмо (пиктография) было древнейшим способом фиксации информации. Показательно, что на самых ранних этапах становления изобразительной деятельности уже параллельно развивалось и подражательное (фигуративное), и условное (символически обозначающее) ее направления. Т.е. склонность к использованию не только узнаваемого рисунка, но и условного знака была свойственна человеку еще издавна.

 

 

 

 

Письменность, в конечном счете, – это и есть переход от рисуночного письма, в котором изображаемые понятия идентифицируются потребителем по своим узнаваемым внешним чертам (т.е. иллюстрируются), к изображению этих понятий условными значками [30]. В практику вошли два типа значков: либо обозначающие нужное понятие целиком (иероглиф), либо обозначающие звуки, с помощью которых устно произносится это слово-понятие (буквы); в некоторых системах письма употребляются иероглифы, обозначающие целые слоги.

Значение возникновения письменности для развития культуры невозможно переоценить. Ведь культура – это в первую очередь информация, тем или иным образом регулирующая порядки коллективной жизни и деятельности людей. Такая информация должна не только существовать как некоторое знание, но и активно циркулировать в обществе, осуществляя свои регулятивные функции [31]. Благодаря появлению письменности, эта социально значимая информация получила возможность объективно существовать за пределами знаний конкретного человека, социально функционировать как самодостаточный феномен, отчужденный от своего источника, передаваться на любые расстояния, храниться в течение любого срока. Конечно, в какой-то мере таким свойством существования в качестве отчужденной информации обладали и изображения (рисунки). Но сфера функционирования такой рисуночной информации в древние эпохи была столь узка, что по своей реальной социальной эффективности такой способ фиксации и трансляции информации был не сопоставим с письмом.

Только благодаря появлению письменности культура получила свойство отчужденного, зафиксированного и транслируемого опыта, который может существовать независимо от социального функционирования своих конкретных носителей и передаваться неограниченному числу пользователей.

 

 

 

 

 

Рассмотрение проблемы происхождения культуры не возможно без внимания к вопросу о происхождении культурного многообразия человечества, т.е. разделения единой человеческой культуры на множество локальных культур и субкультур. Каким образом, и в каких формах происходило это разделение?

Для того чтобы разобраться в этом, сначала стоит рассмотреть вопрос о происхождении расового многообразия человечества, т.е. разделения вида Homo sapiens на насколько больших и множество малых рас. До недавнего времени считалось, что такое размежевание по физическим признакам имело адаптивный характер. Т.е. некоторые фенотипические черты облика людей, расселявшихся в разных регионах Земли, приспосабливались к особым климатическим условиям зоны расселения. Поэтому негроиды под влиянием значительной инсоляции в Африке стали черными, европеоиды в более холодном климате Европы стали белыми, монголоиды под воздействием пылевых бурь азиатских степей стали узкоглазыми и т.п. [32] Эту теорию происхождения рас можно назвать концепцией «географической и климатической детерминации расообразования». Современные биологи это объяснение отвергают, по крайней мере, как основное [33]. По их мнению, причиной такого фенотипического разделения человеческого вида стало расселение людей по Земле сравнительно небольшими группами, в которых более или менее случайно складывался некий набор генетических особенностей, получавший доминантный для данной общности характер. А поскольку расселившиеся общности тысячелетиями жили практически в полной территориальной изоляции друг от друга, никак не смешивались между собой, и – более того – в них долгое время преобладали сравнительно близкородственные браки и т.п., то в этих группах происходило и постепенное накопление специфичных признаков строения лица, цвета кожи и пр., что и привело через какое-то время к образованию современных больших и малых рас [34].

Что касается становления этнокультурного многообразия человечества, то оно, как представляется, поначалу основывалось именно на адаптации отдельных коллективов людей к ландшафтно-климатическим условиям зоны поселения и ее кормовым возможностям, т.е. специфическому набору объектов охоты и собирательства. Этим определялся образ жизни каждой группы и ее техническое обеспечение жилищами, орудиями, приемами охоты и т.п., которые закреплялись в обычаях и нравах, и транслировались как социальный опыт из поколения в поколение.

Представляется, что до эпохи неолита человечество было расселено столь малыми и удаленными друг от друга группами, что не имело места никакого культурного взаимовлияния между локальными общностями, обмена опытом и т.п., а, наоборот, из поколения в поколение усиливалась их культурная специфика. Таким же образом формировались и развивались языки внутригрупповой коммуникации, что также способствовало усилению культурной самоизоляции каждого сообщества и накопления его культурной специфики. Подобный взгляд можно назвать концепцией «территориально-коммуникативной детерминации этнокультурного деления человечества». Каждая автономная социальная группа приспосабливалась к природно-климатическим условиям своего существования самостоятельно и была ограждена определенного рода «коммуникативным барьером», создаваемым ее языком повседневного общения, в полной мере понятным только членам данного коллектива, что соответствующим образом регулировало сохранность локальных черт его культуры во всем их своеобразии [35]. Если возникновение различных человеческих рас было обусловлено репродуктивной изоляцией отдельных территориальных коллективов людей, то культурное многообразие было обусловлено уже их коммуникативной изоляцией друг от друга.

 

 

 

 

Разумеется, на более поздних этапах истории, с переходом к производящему сельскому хозяйству, радикально увеличившему кормовую базу и приведшему к значительному «демографическому взрыву», плотность заселения Земли во многих районах существенно возросла. Сообщества стали вступать в контакты между собой и обмениваться опытом; появилось множество народов, которые в культурном плане являются гибридными образованиями, возникшими от смешения разных локальных традиций. Современные народы в большинстве своем (кроме явных географических изолятов – папуасов Океании, народов Северо-востока Азии, некоторых этносов Черной Африки, некоторых высокогорных народов и т.п.) представляют собой более или менее своеобразные композиции культурных черт, как правило, нескольких древних или средневековых этнических групп, на разных этапах истории вступавших во взаимодействие. Т.е. современные народы и их культуры, напротив, являются плодами межэтнических коммуникаций и взаимовлияний [36]. Однако исторически сложившаяся культурная самостоятельность и самодостаточность разных сообществ продолжает манифестироваться как некий общий принцип. Этому в большей мере способствуют как сохраняющееся языковое многообразие человечества (опять-таки коммуникативный барьер), так и историческая память каждого народа, способствующая его более или менее проявляемой и отстаиваемой культурной самодостаточности. Так сформировалось то, что мы сейчас называем этническими культурами [37].

Но культурная локализация имеет не только этнический характер, но и социальный, религиозный, политический. Представляется, что формирование и этих типов культурных локусов также было связано в основном с коммуникативными процессами. Члены тех или иных сословий, конфессий, политических групп охотнее коммуницировали со своими социальными, религиозными или политическими собратьями, нежели с представителями иных групп, что приводило со временем к обретению этими группами высоко своеобразных культурных черт, а также к противостоянию и соперничеству разных групп [38]. Из истории мы хорошо знаем, сколь сильно различаются между собой аристократическая культура и крестьянская, христианская культура и мусульманская и т.п. Эти различия часто бывают еще более выразительными, нежели различия в чертах этнических культур.

Соединение разнообразных по генезису и функциям локальных культурных черт в целостные этно-социально-религиозно-политические культурные комплексы способствовало формированию буржуазных наций, имевшему место в эпоху становления индустриальных цивилизаций. Но это событие к историческому происхождению культуры уже отношения не имело.

Я полагаю, что понятие «происхождение культуры» фактически тождественно первобытному периоду ее истории. Образно говоря, первобытный период можно считать неразумным младенчеством человечества, аграрный – его шаловливым детством, индустриальный – романтической юностью и, наконец, человечество приближается к своему взрослому состоянию.

Историческое становление культуры, конечно, было обусловлено множеством факторов, среди которых и материально-производственная (утилитарный фактор), и символическая (идеацианальный фактор), и мифо-религиозная (мировоззренческий фактор) деятельность играли очень значимую роль. Но все-таки культура явилась продуктом не этих сфер социальной практики, а самого коллективного способа жизнедеятельности людей и обеспечивала прежде всего конструктивный характер их взаимодействия и необходимую плотность коммуницирования. Она упорядочивала (регулировала) и нормировала формы и процессы коллективного общежития людей, придавала им организованный характер. Именно здесь следует искать истоки культуры.
 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См., например: Engels, Friedrich. Anteil der Arbeit an der Menschwerdung des Affen // Neu Zeit. 1894. Jahrgang XIV. Bd. 2, 1894 (Энгельс Ф. Роль труда в превращении обезьяны в человека // Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения: В 3 т. Т. 3. М.: Политиздат, 1985); Семёнов Ю.И. Философия истории от истоков до наших дней: основные проблемы и концепции. М.: Старый Сад, 1999 и др.
[2] Каган М.С. Человеческая деятельность. М.: Политиздат, 1974.
[3] Sorokin, Pitirim A. Social and Cultural Dynamics: A Study of Change in Major Systems of Art, Truth, Ethics, law and Social Relationships. Vol. 1–4. N.Y.: American Book Company, 1937–1941 (Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика: Исследования изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений. СПб.: Изд-во РХГИ, 2000. С. 261).
[4] См., например: Cassirer, Ernst. Philosophie der symbolischen Formen, Bd 1-3, Вerlin, 1923-1929 (Кассирер Э. Философия символических форм: В 3 т. М.-СПб.: Университетская книга, 2002); White, Leslie Alvin. The Science of Culture: A Study of Man and Civilization. N.Y.: Farrar, Straus and Cudahy, 1949 (Уайт Л. Наука о культуре // Уайт Л. Избранное: Наука о культуре. М.: РОССПЭН, 2004).
[5] См., например: Teilhard de Chardin, Pierre. Le Phénomène humain. Paris: Éditions de Seuil, 1955 (Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Наука, 1987); Buber, Martin. Ich und Du. Leipzig. Insel-Verlag, 1923 (Бубер М. Я и ты. М.: Квинтэссенция, 1992).
[6] Eliade, Mirchea. Le Mythe de l’éternel retour: Arhétypes et répétitio. Paris: Gallimard, 1949 (Элиаде М. Миф о вечном возвращении. СПб.: Алетейя, 1998); Eliade, Mirchea. Nostalgie des religions. Paris: Gallimard, 1971 (Элиаде М. Ностальгия по истокам. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2006); Пелипенко А.А. Мифоритуальная система культуры [Электронный ресурс] // Культура культуры, 2014. № 3. URL.: http://cult-cult.ru/miforitualinaya-sistema-kulitury/. Дата обращения: 01.07.2014.
[7] В этом вопросе я расхожусь с Э.С. Маркаряном, который относил взаимоотношения между людьми по поводу их коллективного существования к области интересов социологии (об этом см.: Межуев В.М. Размышления о культуре и культурологии: культурология в контексте современного гуманитарного знания // Культурологическая парадигма: исследования по теории и истории культурологического знания и образования. Научный альманах / под ред. А.Я. Флиера. Вып. 1. Познавательные возможности культурологии. М.: Согласие, 2011. С. 20). На мой взгляд, социология исследует взаимодействия между социальными группами, реализующими свои прагматические интересы. А взаимоотношения между людьми, отражающие ценности и нормы их коллективного существования, – это уже научный предмет культурологии.
[8] См.: Флиер А.Я. Культурная среда: опыт аналитического структурирования [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2014. № 1 URL: http://cult-cult.ru/kulitura-kak-sreda-opyt-analiticheskogo-strukturirovaniya/. Дата обращения: 19.08.2014; Флиер А.Я. Очерки теории исторической динамики культуры // Флиер А.Я. Избранные работы по теории культуры. М.: Согласие-Артем, 2014.
[9] Об этом также см.: Богатырева О.А. Социальные циклы в живой природе: неэволюционная парадигма. Часть I. Новосибирск: ИФП СО, 1994; Флиер А.Я. Вектор культурной эволюции // Обсерватория культуры. 2011. № 5. С. 4-16; Орлова Э.А. Социология культуры. Киров: Константа, 2012.
[10] См., например: Ward, Peter. Future Evolution: An Illuminated History of Life to Come. N.Y.: W. H. Freeman. 2001; Bostrom, Nick. The Future of Human Evolution // Death and Anti-Death: Two Hundred Years After Kant, Fifty Years After Turing. California: ed. Charles Tandy: Ria University Press: Palo Alto, 2004; Cochran, Gregory, Harpending, Henry. The 10.000 Year Explosion: How Civilization Accelerated Human Evolution. N.Y.: Basic Books, 2009.
[11] Северцов А.С. Теория эволюции. М.: ВЛАДОС, 2005; Пелипенко А.А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории. М.: УРСС, 2010; Пелипенко А.А. Культура и смысл // Пелипенко А.А. Избранные работы по теории культуры. М.: Согласие-Артем, 2014; Shapiro, James A. Evolution: A View from the 21st Century. Upper Saddle River, NJ: FT Press Science, 2011.
[12] Blumer, Herbert. Collective Behavior // Principles of Sociology. N.Y.: Barnes & Noble, 1951 (Блумер Г. Коллективное поведение // Американская социологическая мысль. Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1994).
[13] Академик В.С. Стёпин тоже определяет культуру в качестве программы поведения и сознания людей (Стёпин В.С. Культура // Вопросы философии. 1999. № 8). Но, говоря об этой программе, он называет ее «надбиологической», с чем я не согласен, поскольку в таком случае следует признать, что и у животных эта программа тоже является надбиологической.
[14] Крушинский Л.В. Биологические основы рассудочной деятельности. М.: Изд-во МГУ, 1986.
[15] Гофман А.Б., Левкович В.П. Обычай как форма социальной регуляции // Советская этнография. 1973. № 1.
[16] Экологические и эволюционные аспекты поведения животных. М.: Наука, 1974; Филиппова Г.Г. Зоопсихология и сравнительная психология: Учебное пособие для вузов. М.: Академия, 2007.
[17] При этом нужно не забывать, что в человеческом поведении сохраняется и множество инстинктов, генетически унаследованных от наших биологических предков, которые срабатывают в разных жизненных ситуациях человека, однако, на мой взгляд, не играют значимой роли в общем комплексе его социального поведения. Изучением этого сохраняющегося атавизма человеческого поведения занимаются этологи (Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. М.: Педагогика-пресс, 1994).
[18] Швырев B.C. Рациональность как ценность культуры // Вопросы философии. 1992. № 6; Флиер А.Я. Культурная среда и ее социальные черты [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2013. № 2 (март — апрель). URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/2/Flier_Cultural-Milieu/.  Дата обращения: 12.02.2014.
[19] об этом см.: Донских О.А. К истокам языка. Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1988.
[20]  Морозов В.П. Занимательная биоакустика. М.: Знание, 1987.
[21] Резникова Ж.И., Рябко Б.Я. Первые шаги в поиске общих черт в языке человека и животных // Этология человека на пороге XXI века: новые данные и старые проблемы. М.: Старый Сад, 1999.
[22] Об этом также см.: Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М.: Мысль, 1974.
[23] Об этом см.: Pinker, Steven. The Language Instinct. N.Y.: William Morrow and Company Inc. 1994 (Пинкер С. Язык как инстинкт. М.: Едиториал УРСС, 2004).
[24] См.: Резникова Ж.И. Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии. М.: Академкнига, 2005.
[25] Шер Я.А., Вишняцкий Л.Б., Бледнова Н.С. Происхождение знакового поведения. М.: Научный мир, 2004; см. об этом также: Бодуэн де Куртенэ И.А. Об одной из сторон постепенного очеловечения языка в процессе развития от обезьяны к человеку в области произношения в связи с антропологией // Ежегодник Российского антропологического общества. 1905. Ч. I.
[26] См.: Вендина Т.И. Введение в языкознание: Учебное пособие для педагогических вузов. М.: Высшая школа, 2008; Corballis, Michael C. From Hand to Mouth: The Origins of Language. Princeton: Princeton University Press, 2002.
[27] Об обеих точках зрения см.: Вишняцкий Л.Б. История одной случайности или происхождение человека. Фрязино: Век, 2005.
[28] Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества // Расы и народы. Вып. 2. М.: Наука, 1972.
[29] McLuhan, Marshall. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man. Toronto: University of Toronto Press, 1962 (Маклюэн М. Галактика Гуттенберга. Сотворение человека печатной культуры. Киев: Ника-Центр, 2003).
[30] См.: Friedrich, Johannes. Geschichte der Schrift. Heidelberg: Carl Winter, 1966 (Фридрих И. История письма. М.: Наука, 1979).
[31] См. об этом: Лотман Ю.М. Культура и информация // Методическая разработка по курсу «Основы теории литературы». Рига, 1990.
[32] См., например: Woltmann, Ludwig. Politische Anthropologie. Eine Untersuchung über den Einfluß der Descendenztheorie auf dieLehre von der politischem Entwicklung der Völker. Eisenach; Leipzig: Thüringische Verlag-Anstalt, 1903 (Вольтман Л. Политическая антропология. Исследование о влиянии эволюционной теории на учение о политическом развитии народов. СПб.: Изд-во О.Н. Поповой, 1905); Бунак В.В. Раса как историческое понятие // Наука о расах и расизм. Труды института антропологии МГУ. Вып. 4. М.: КомКнига, 1938; Алексеев В.П. Географические очаги формирования человеческих рас. М.: Мысль, 1985; Алексеев В.П. Историческая антропология и этногенез. М.: Наука, 1989.
[33] Asimov, Isaac, Boyd, Willam C. Races and People. N.Y.: 1955; Зубов А.А. Миф о нереальности внутривидового разнообразия человечества // Наука о человеке и общество: итоги, проблемы, перспективы. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2003.
[34] См. об этом: Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы; Пехов А.П. Биология с основами экологии. Серия «Учебники для вузов. Специальная литература». СПб.: Лань, 2000. Как показали новейшие генетические исследования, у европеоидов и монголоидов имеется некоторая примесь генов неандертальцев (обитавших в Европе и Средней Азии одновременно с Homo sapiens примерно до 25 тысячелетия до н.э.), а у негроидов к югу от Сахары этой примеси не обнаруживается (см.: Марков А.В. Красота как индикатор приспособленности // Политру. 27 августа 2012 г. [Электронный ресурс]. URL.: http://www.polit.ru/article/2012/08/27/ss20_markov2/. Дата обращения: 27.08.2012).
[35] См. об этом также: Маркарян Э.С. Соотношение формационных и локальных исторических типов культуры // Этнографические исследования развития культуры. М.: Наука, 1985; Орлова Э.А. Теоретические основания изучения социального взаимодействия // Обсерватория культуры. 2008. № 1. С. 4-13.
[36] Stoking, George W. Race, Culture and Evolution: Essays in the History of Anthropology. N.Y.: The Free Press, 1968.
[37] См. об этом также Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. М.: МГУКИ, 2005;: Шапинская Е.Н. Взаимодействие культур – взаимодействие людей (контекст мультикультурализма) // Мир психологии. 2008. № 1; Сурова Е.Э. Идентификационный принцип в культуре [Электронный ресурс] // Международный журнал исследований культуры. 2010, № 1. URL.: http://www.culturalresearch.ru/ru/archives/62-politics-of-ident Дата обращения: 21.11.2012.
[38] См.: Перщиц А.И., Семёнов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества: В 2 т. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1994.
 

 

© Флиер А.Я., 2015

 Статья поступила в редакцию 15 ноября 2014 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
 доктор философских наук, профессор,
 главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева
 e-mail: andrey.flier@yandex.ru