От автора

 

Эта статья была написана в 2006 г. и опубликована в книжке «Культура как репрессия» [1]. Однако читатели в своих письмах просят меня опубликовать эту статью в журнале «Культура культуры», чтобы облегчить доступ к ней. С удовольствием выполняю их просьбу.

А.Я. Флиер

Женщина как культурный текст

Аннотация. В статье рассматривается, как на протяжении истории в культуре менялось отношение к женщине и трактовка ее социальных функций. От чисто технических функций по родам и выкармливанию детей к признанию женщины полноценным членом общества, интеллектуально равным мужчине, эволюционировало отношение к женщине. Актуальность статьи обусловлена тем, что эволюция восприятия женщины требует систематизации и выявления внутренней логики.

Ключевые слова. Культура, исторические эпохи, женщина, ее социальные функции, участие в социальных процессах.
 

Признаюсь, что мыслью, подтолкнувшей меня к написанию этого очерка, стал эпизод из книги американо-турецкого культуролога Сейлы Бенхабиб «Притязания культуры», пафос которой сводится к противопоставлению культуры личности культуре общества и признанию сложной совместимости последней (как средства принуждения) с современными принципами демократии [2]. Впрочем, мое внимание привлекло другое.  

Рассматривая общество традиционного типа, в котором субъектом свободной воли является лишь мужчина, а женщина – объектом многочисленных культурных ограничений, госпожа Бенхабиб пишет: «Природа не диктует, кому с кем спариваться; однако все известные человеческие общества подвергают спаривание в репродуктивных и иных целях регулированию и создают символическую совокупность значений, на основании которых создаются родственные примеры и учреждаются сексуальные табу. Женщины и женское тело – это культурно-символическая “доска”, на которой человеческие общества записывают свой моральный кодекс. В силу своей способности к деторождению женщины посредничают между природой и культурой, между видами животных, к которым мы все принадлежим, и символическим порядком, который делает нас культурными существами» [3].

Итак, женщина, ее сексуальные и детородные функции лежат в основе культуры и символического поля собственно человеческого существования…

По всей видимости, приведенное мнение госпожи Бенхабиб относится по преимуществу к первобытной эпохе, поскольку уже давно установлено, что древнейшей областью социальной регуляции были именно брачные и кровно-родственные отношения [4]. Позднее ситуация и социокультурные функции женщины стали намного сложнее, и приведенная цитата, при всей ее экзотической красоте, уже не отражает всего многообразия социальных ролей женщины в обществах цивилизованной стадии развития.  

Разумеется, мои размышления о женщине как «культурном тексте» охватывают гораздо более широкое смысловое поле, нежели собственно сексуальные отношения, хотя я согласен с тем, что основу символической функции женщины составляет именно этот аспект ее бытия и положения в любом обществе, прямо или косвенно задающий и определенный социальный статус. По крайней мере, социальная символика (и прежде всего – индивидуальный имидж) женщины всегда определялась именно этим.

В целом, если говорить о содержании подобного «культурного текста», то в его структуре можно выделить три основные функциональные позиции:

• условия доступности женщины как сексуального партнера;

• функции женщины по отношению к детям, семье, дому;

• образовательные и профессионально-статусные возможности женщины по социальной самореализации.

Хронологически до наступления постиндустриальной стадии развития, о которой будет сказано особо, можно выделить четыре условных этапа развития образа женщины, как «культурные тексты № 1, 2, 3 и 4», в каждом из которых социальные функции женщины были, безусловно, многообразны, но в каждом присутствовал свой ключевой функциональный эпизод:

• текст № 1 – женщина как «детородящий агрегат» (ранняя первобытная эпоха – стадия дикости);

• текст № 2 – женщина как сексуальный объект и «хозяйственный инвентарь» мужчины (поздняя первобытная – легендарно-мифологическая эпоха – стадия варварства);

• текст № 3 – женщина как мать-воспитатель и домашний работник (аграрная цивилизация – от становления первых государств до эпохи Просвещения);

• текст № 4 – женщина как высокоиндивидуализированная личность, активно добивающаяся социальной эмансипации и достигающая успеха в этой борьбе (индустриальная цивилизация – конец XVIII – середина XX века).

При этом необходимо огласить несколько предуведомлений о том, что:

• функции «детородящего агрегата», матери-воспитателя и домашнего работника, а в особенности сексуального объекта присутствовали в ролевом наборе женщины одновременно и всегда, но в разные эпохи то одна, то другая из этих функций выходила на первый план, а другие отступали на вторую линию;

• начиная с периода формирования ранних этнических культур и системных религий (4-3 тысячелетия до н.э.), формы, в которых выражались те или иные функции (и соответствующие варианты «культурного текста»), получали выраженную местную (этническую, религиозную или цивилизационную) специфику, что не должно камуфлировать для исследователя их сущностное единство, характерное для той или иной эпохи;

• смена одной стадии, манифестировавшейся особым «текстом», на другую у разных народов и цивилизаций происходила в разное время, и переходные периоды порой могли длиться по нескольку веков;

• в связи с упомянутым этническим, религиозным и цивилизационным многообразием я рассматриваю проблему «женщина как культурный текст» преимущественно на примере западноевропейской культуры и ее дочерних производных;

• начиная с периода активного сословного разделения общества (в основном III–II тысячелетия до н.э.) эти «эпохальные культурные тексты» фактически превратились в «пакеты» из нескольких самостоятельных «уставов», каждый из которых был узко специализирован для определенного сословия (например, тексты, регулировавшие жизнь крестьянки, монашки и аристократки, были, безусловно, различными). Поэтому начиная с третьей из выделенных эпох, я буду стремиться подчеркивать эти социальные различия в нормативном поле жизни женщин различных сословий;

• в ракурс моего рассмотрения не попадают проститутки, куртизанки и иные женщины, для которых секс был основным источником материального существования; их жизнь регулировалась специфическим «профессиональным кодексом»;

• в ситуации постиндустриальной революции второй половины ХХ века все прежние «правила игры» оказались измененными, что будет рассмотрено особо.

Итак…     

В первобытно-родовую эпоху (раннюю первобытность) женщина была не более чем «агрегатом по спариванию и деторождению», т.е. предметом бытового сексуального обихода и инструментом продолжения рода, и навряд ли котировалась даже как одновидовое существо с мужчиной. «Культурный текст № 1», который обозначал эту ситуацию, гласил примерно следующее: каждая женщина в сексуальном плане неограниченно доступна каждому мужчине, ее функция – вынашивание, рождение и вскармливание ребенка. С момента, когда ребенок начинал уверенно ходить и реагировать на обращаемые к нему слова, его забирали у матери, и его воспитанием и социализацией занимался уже весь родовой коллектив или специально выделенные «воспитатели». Об этом, по крайней мере, свидетельствуют этнографические данные [5].

Тем не менее, появление в конце верхнего палеолита ограничений на свободный промискуитет сначала в форме дуально-фратриальной системы, а затем – в неолите – и в форме нуклеарной (локализованной как хозяйственный микроколлектив) семьи (видимо, преимущественно гаремного типа), конечно, еще не превращало женщину в индивидуума, равного мужчине, но, по крайней мере, поначалу накладывало некоторые ограничения на свободное использование ее всеми как сексуального объекта, а потом – в эпоху неолита – эта тенденция получила дальнейшее развитие, когда восторжествовал наиболее жесткий в истории патриархат и женщина превратилась в неограниченную собственность своего мужа. Таким образом, из общественного достояния женщина превращалась в личное имущество какого-то мужчины, что создавало уже и несколько иной «культурный текст № 2», поначалу накладывавший ограничения на сексуальную близость с любой женщиной, а затем и провозглашавший полную неприкосновенность чужой жены.

В периоды неолита и раннего металла (по традиционной терминологии – варварская стадия развития общества), по всей видимости, на первом плане была собственно сексуальная функция женщины (ради чего она, собственно, и провозглашалась неотчуждаемой собственностью своего мужа), что вовсе не отменяло ее функций матери и «кормителя» детей, но в условиях перехода к производящему хозяйству и устойчивому обеспечению продовольствием (а следовательно, снижения уровня детской смертности) эти функции становились уже «фоновыми». Помимо того, в условиях нуклеарной семьи на женщину (или на группу женщин, входивших в семью) были возложены довольно обширные хозяйственные обязанности по дому, что вносило дополнительные штрихи в рассматриваемый нами «культурный текст № 2».

По мнению социал-антрополога Н.М. Гиренко, «в противоположность деятельности мужчин, которую мы объединили в условную рабочую категорию “политические функции”, функции женщин в любых видах общинных образований преимущественно направлены на обеспечение внутриобщинного биосоциального воспроизводства… Основой социального функционирования женщины в рамках этой схемы является ее собственное жилище, очаг, как часть общины, образующие ее микрокосм, общинную структуру минимального уровня» [6]. То есть именно женщины являлись основным связующим звеном как на уровне семьи, так и – в большой мере – на уровне общины.

Более сложная эпоха наступила с активным социальным расслоением общества. Функция «женщина – домашний работник», несомненно, относилась лишь к социально низшим слоям населения; в среде аристократии женщина по преимуществу оставалась все тем же сексуальным объектом, но в этой функции приобрела уже совсем иное качество. Теперь основой ее эротизма стали не только тело и внешняя привлекательность, но и в большой мере индивидуальные черты личности, тип сексуального поведения и т.п., т.е. факторы уже не природного, а чисто культурного происхождения. Судя по эпистолярии и бытовым описаниям нравов античной эпохи, а также по документам средневековой инквизиции, сексуальная активность женщин эпохи аграрных цивилизаций мало чем отличалась от современной, хотя и носила более скрытый, замаскированный характер. И это несмотря на существенные религиозные ограничения, регулировавшие интенсивность и формы сексуальной жизни в ту эпоху. Возможно, именно в эту эпоху сформировался тот двойной стандарт, который не одобрял сексуальной распущенности мужчин, но и не запрещал ее, между тем как женщине в этом плане было запрещено все мыслимое и немыслимое. И тем не менее…

Вместе с тем возросла и роль материнских функций женщины потому, что теперь она стала не только роженицей, но и основным воспитателем детей (по крайней мере, до подросткового возраста, когда дети начинали осваивать какую-либо специальность). Все это формировало уже третий эпохальный «культурный текст», воплощаемый женщиной, в рамках которого она выступает уже не только как физиологическая или хозяйственная принадлежность мужчины, но и как личность, имеющая право на выбор, самостоятельные жизненные решения, что обеспечивалось появлением у нее и некоторых имущественных прав, а также специальных законов, защищавших ее права.

Этот «культурный текст № 3» можно восстановить как примерную целостность на основе скрупулезного анализа массы древнейших и средневековых законодательных актов, этнографических данных и литературных произведений, описывающих нравы своего времени. Но приходится учитывать и то обстоятельство, что в нравах и обычаях крестьянской среды и в «низовой» городской культуре народов, еще не прошедших буржуазной модернизации, этот «текст» оставался содержательно близким к предыдущему варварскому образцу (№ 2) и включал в себя лишь некоторые элементы «текста № 3», который был принят преимущественно в аристократической среде, а со временем распространился и на зажиточную буржуазию. Все это в существенной мере влияло на уровень местного и социального своеобразия подобных «текстов», хотя их «сухой остаток» был более или менее идентичен повсюду.

Еще более сложная ситуация наступила с эпохи Просвещения XVIII века, а особенно с середины XIX века, когда в наиболее развитых странах женщины начали получать образование и появился такой феномен, как женщина-специалист. Поначалу это были преимущественно сестры милосердия, а затем женские специальности все больше расширялись в своей номенклатуре вплоть до академика и фабричного рабочего. Нет нужды пояснять, как это сказалось на женщине как «тексте № 4». Она стала полноценным соперником «мужского нарратива», всегда отличавшегося жесткой привязанностью к сфере его профессиональной деятельности.

В связи с этим нельзя не отметить, что становление образа женщины Нового времени было неразрывно связано с процессами раскрепощения чувства любви, которая в XVIII веке уже перестала скрываться как что-то постыдное и греховное. Важным завоеванием стало и то, что любовь после многотысячелетней конкуренции с институтом брака наконец к ХХ веку достигла с ним фактического статусного паритета. История полна парадоксов, и один из них заключается в том, что, когда свободная любовь обрела полную легитимность, именно женщина стала главной сторонницей официального брака, несмотря на то, что именно легализация любви как самодостаточного феномена самовыражения личности больше всего раскрепостила ее социально. Но нам всегда не хватает вчерашних цепей.

Процесс легализации чувства любви оказался одной из составляющих более масштабного процесса легализации свободы личности в целом, что на деле представляло собой ряд этапов достижения компромиссного состояния между произволом индивидуального чувства и принятыми социокультурными нормами устроения жизни [7]. Трансформация образа женщины в культуре может служить наглядной иллюстрацией этих этапов и степени достигнутой на том или ином этапе свободы быть самодостаточной личностью.

В середине ХХ века наступление «информационной революции» вызвало к жизни то, что можно назвать «молодежным переворотом в культуре» (по крайней мере, в культуре потребления и развлечений). По мнению С. Хантингтона, это явилось последствием «взрыва рождаемости», характерного для Европы и Америки первого послевоенного десятилетия; а к 60-м годам это новое послевоенное поколение достигло возраста тинэйджеров (от 15 до 20 лет) и заняло значительное место как в демографической структуре западного мира, так и в когорте «массовых потребителей» [8]. «Молодежный культурный переворот» начался с психоделики (полулегальной легкой наркомании), рок-музыки, битников и хиппи и, наконец, в эпоху хиппи привел к «сексуальной революции» – постепенному снятию табу на гомосексуализм, проституцию, любые формы секса, эротику, порнографию, трансвестизм, операции по перемене пола, однополые браки и пр. Женское тело, до того присутствовавшее лишь в изобразительном искусстве в сравнительно ограниченных масштабах, отныне вошло в социальную культуру современности как новая «культурная универсалия», без которой уже не обходится ни одно визуальное сообщение или произведение массовой культуры. Подождем еще немного, и «ню» станет непременным атрибутом инаугурации президентов и тому подобных мероприятий.

Я думаю, что в середине ХХ века началось написание нового – уже пятого по счету «культурного текста» женщины, возобладавшей на Земле демографически, ставшей основным заказчиком и покупателем товаров как массового, так и эксклюзивного потребления, основным адресатом рекламы и сообщений СМИ (мужчины в массе своей предпочитают более специализированную информацию), основой политического электората (опять-таки потому, что менее эмоциональные мужчины индифферентней относятся к власти и процедурам ее переизбрания) и основным актором во всем остальном. Женщины уверенно пришли на производство, в науку, армию, политику. На сегодняшний день для женщин фактически не осталось ни одной «закрытой профессии».

Этот новый «текст № 5» отличается и такой принципиальной новацией, как постепенная отмена двойного стандарта, по которому сексуальная свобода мужчины во много раз превосходила соответствующие возможности женщины [9]. Женщина эпохи постиндустриального общества отныне пользуется такой же сексуальной свободой и может реализовывать себя в этом плане, как и мужчина. Это означает определенную потерю мужского сексуального контроля над женщиной, что, как отмечает Гидденс, ведет к росту прецедентов сексуального насилия [10].

В отличие от древнего матриархата, который оказался лишь фантазией антропологов-романтиков XIX столетия, сейчас на нас накатывается «девятый вал» подлинного матриархата. На смену высококреативному, но болезненному и склонному ко всяким глупостям и разнообразным излишествам мужчине ныне во власть над миром (пока что не политическую, но, безусловно, социальную) приходит умеренно креативная, но ненасытная в потреблении жизненных благ женщина – тотальный поглотитель продукции индустрии, рекламируемого образа жизни и сравнительно второсортных (по преимуществу) явлений культуры (на уровне мелодрам и латиноамериканских сериалов).

Сразу же хочу оговориться, что я имею в виду не всех женщин вообще, среди которых встречаются и выдающиеся по своему культурному уровню и потенциалу индивиды, а средний уровень «среднего класса».

Женщина, естественно, не нуждается в каких-либо оправданиях всего происходящего (когда это победитель нуждался в оправданиях?). Она уступает мужчине в непосредственной физической силе, но зато отличается гораздо лучшим здоровьем, биологической устойчивостью, долголетием и многими иными физиологическими преимуществами. С ростом числа женщин биологическое качество человечества на демографическом уровне улучшается.

В связи с этим стоит помнить и о следующем. По мнению врачей, в мире наступает настоящая катастрофа со здоровьем мужчин, гораздо менее устойчивых физиологически, как правило, отличающихся пониженным инстинктом самосохранения, склонных ко многим вредным увлечениям, охотно рискующих своими жизнями и т.п. [11]. К тому же это именно мы, мужчины, привели к нынешним переменам и не заметили, как наш традиционный «сексуальный объект» превратился не только в основного производителя биологической, но и в основного потребителя социальной жизни на планете. Кроме того, не следует забывать, что по всему миру распространено весьма агрессивное феминистское движение, а мужчины не имеют аналогичной правозащитной организации.

Таким образом, роли поменялись. «Сексуальным объектом», которого нужно найти, за которым нужно следить, ухаживать, лечить от клинических заболеваний, депрессии и т.п., теперь стал мужчина.

Этот новый «культурный текст № 5» женщины постиндустриального общества пока еще находится в начальной стадии своего написания. Пока еще его условия реально охватывают не больше 20% населения Земли, а нарастающее социальное преобладание женщин имеет преимущественно демографические, а не статусные формы, что заметно только узким специалистам – преимущественно социологам. Большинство командных постов в политике, экономике и науке еще остаются в руках мужчин, но женщины начинают наступать и здесь.

Надолго ли это? Я думаю, что демографическое преобладание женщин сохранится и даже возрастет. Точнее, ситуация будет следующей: в возрасте до 40 лет число мужчин и женщин будет примерно одинаковым, а вот после 40 (и чем старше, тем больше) женщины начнут численно преобладать над мужчинами, а это значит, что они останутся основными покупателями, заказчиками, пользователями товаров и услуг, культуры и информации (по крайней мере, рассчитанных на массовое потребление), т.е. останутся основной массой людей, которые тратят деньги на быт и удовольствия. Но это создаст и новую проблему – одинокой старости большинства женщин.

Вместе с тем я думаю, что социальная структура большинства развитых обществ скоро переменится достаточно радикальным образом. Весь ХХ век шло и продолжается поныне углубление специального образования и его дробление на все более мелкие специализации. Соответственно дифференцируются и профессиональные требования к работникам. Из поколения в поколение люди становятся все более узкими специалистами. Это предсказывала нам доктрина У. Хилла о наступлении эры «золотого миллиарда» – когорты тех самых уникальных специалистов, единственных в своем роде, которые в своей деятельности будут потреблять значительную часть производимой энергии и составят сословие новых владельцев мира [12]. Миром будут править не капиталы, не армии, не политики, а мозги и таланты (в любой области). Остальные же люди по уровню своей квалификации останутся производителями товаров и услуг среднего и низкого качества, но зато весьма дешевых и доступных, массовый спрос на которые будет всегда.

Сословие «золотого миллиарда» будет открытым для новичков: только учись и становись выдающимся специалистом (т.е. специалистом в области того, что называется high tech – высокие технологии). Сейчас доля женщин среди специалистов мирового класса (каждый из которых – единственный в своей уникальности) очень невелика. Пока она в основном связана с искусством, точнее, с отдельными его видами: вокалом, хореографией, актерским мастерством; в других видах искусства женский вклад – авторов и исполнителей мирового класса – заметно уступает мужскому. Примерно такая же картина наблюдается в сферах образования, медицины, социальных и гуманитарных наук (численно женщины заметно преобладают в этих сферах, но среди выдающихся профессионалов их пока что очень мало). А главное, что уже не сошлешься, как в прежние времена, на недоступность образования или «закрытые профессии». Сейчас для женщин и их социальной самореализации открыто все. Теперь начинается соревнование талантов.

В антропологии, психологии и социологии уже давно ведутся дискуссии о том, превосходят ли мужчины женщин по своим врожденным талантам (т.е. генетически) или численное превосходство мужчин среди гениев (в любой области деятельности) – лишь результат социальных ограничений, веками и тысячелетиями накладывавшихся на женщин [13]. Но по своим биологическим функциям в природе самцы, как первооткрыватели и разведчики, постоянно сталкивающиеся с различными нештатными ситуациями, в принципе должны обладать более гибким интеллектом и большими способностями для инновативных решений. И это не культурное достижение человека-мужчины, а элемент генетической программы всякого самца независимо от его вида.

Впрочем, как сказал великий психолог К.-Г. Юнг за несколько минут до смерти: «Ну вот, теперь и посмотрим…» [14].
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Флиер А.Я. Культура как репрессия. М.: Диаграмма, 2007.
[2] Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2003.
[3] Там же.
[4] Подробнее об этом см.: Семенов Ю.И. Завершение становления первобытного общества и возникновение первобытной родовой общины // История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М., 1986; Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1995.
[5] Леви-Строс К. Печальные тропики. М., 1999; Малиновский Б. Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии // Малиновский Б. Избранное. Динамика культуры. М., 2004.
[6] Гиренко Н.М. Социология племени. Л., 1991. С. 153–154.
[7] Киселева Т.Г. Женский образ в социокультурной рефлексии. М., 2002.
[8] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003.
[9] Гидденс Э. Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах. СПб., 2004.
[10] Там же.
[11] Наркомания в России: угроза нации. Материалы парламентских слушаний «О неотложных мерах по борьбе с распространением наркомании в России». 2 марта 1998 г. // Доклад Совета по внешней и оборонной политике. М., 1998.
[12] Hill W. An Introdaction of the Modern Sociology. Vol. 1–2. Glencoe, 1983.
[13] Среди последних публикаций см: Шапинская Е.Н. Проблема творчества в гендерном аспекте // Обсерватория культуры. 2004. № 2.
[14] Цит. по: Борхес Х.Л. Избранные эссе и новеллы. СПб., 2002.

© Флиер А.Я., 2021

Статья поступила в редакцию 20 февраля 2021 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор,
главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева,
профессор Московского государственного
лингвистического университета.
e-mail: andrey.flier@yandex.ru