НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО
НАУЧНАЯ АССОЦИАЦИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ КУЛЬТУРЫ

Культура культуры

Научное рецензируемое периодическое электронное издание
Выходит с 2014 г.

РУС ENG

Новогоднее поздравление

 

Гипотезы:

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ

В.М. Межуев. Философия культуры в системе современного знания о культуре

Э.А. Орлова. Социокультурная реальность: к определению понятия

В.И. Ионесов. Гуманистическая антропология в науке о культуре: перечитывая Клода Леви-Строса

 

Дискуссии:

В ПОИСКЕ СМЫСЛА ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ (рубрика А.Я. Флиера)

А.В. Костина, А.Я. Флиер. Тернарная функциональная модель культуры (начало)

Н.А. Хренов. Спустя столетие: трагический опыт советской культуры (начало)

В.М. Розин. «Барышня-крестьянка»: экзистенциальный выбор, сверхтрудный в жизни, но возможный в искусстве

 

Аналитика:

КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

А.Я. Флиер. Социальный опыт человека и его важная составляющая «вторая реальность»

Н.А. Хренов. Русская революция с точки зрения переходной ситуации в истории культуры. Реабилитация имперского комплекса как следствие периода реакции в истории революции (окончание)

В.М. Розин. Условия введения и мыслимости категории «реальность»

Н.А. Хренов. Русская культура рубежа XIX-XX вв.: гностический «ренессанс» в контексте символизма Гегеля (Семиотический поворот в культуре ХХ века) (начало)


Анонс следующего номера

 

 

А.Я. Флиер

Алгоритм интерпретации культурных артефактов
в образовании

Аннотация. В статье рассматривается зависимость той или иной интерпретации исторических культурных артефактов от идеологических установок интерпретатора. Систематизируются основные современные идеологии, и выстраивается алгоритм рассмотрения культурных артефактов, позволяющий охватить основные наиболее распространенные интерпретации.

Ключевые слова. Культура, исторические культурные артефакты, интерпретации, идеологические установки.
 

Прежде, чем приступить к рассмотрению обозначенной в заглавии темы по существу, следует ответить на вопрос: чем образование отличается от воспитания? На мой взгляд, прежде всего тем, что в образовании перед учащимся раскрывается все многообразие точек зрения на изучаемый предмет или, по крайней мере, описывается большинство наиболее существенных его трактовок. При воспитании же (здесь имеется в виду не воспитание хороших манер поведения, а воспитание идеологическое, осуществляемое в русле определенного мировоззрения) воспитуемому навязывается только одна точка зрения как единственно правильная, а все иные вообще не рассматриваются как неправильные. Образованный человек имеет возможность сознательно и ситуативно выбрать ту аналитическую позицию, которая ему ближе или которая более эффективна при решении стоящих перед ним задач. Идеологически воспитанный человек такой возможности не имеет, будучи «зомбирован» только одной навязанной ему идеологией.

Это понимание представляется важным при изучении артефактов исторической и современной культуры в ходе образования, и оно определяет характер интерпретирования этих артефактов в процессе обучения. Что преподается учащемуся: многообразие интерпретаций, рождающихся в различных социальных контекстах, или единственная разрешенная трактовка этих артефактов, соответствующая господствующей официальной идеологии?

Здесь будут рассматриваться задачи образования, а не идеологического воспитания, т.е. проблема множественности возможных интерпретаций культурных артефактов как условие их исторического бытия.

Многообразие возможных пониманий исторических событий и культурных артефактов различными социальными группами населения требует разработки такого метода их рассмотрения, в котором элементы универсализма органично сочетались бы с этим многообразием, что наиболее отвечает современным научным принципам познания. Как представляется, алгоритм такой интерпретации должен включать, по меньшей мере, четыре составляющих:

1. Интерпретацию культурных артефактов, раскрывающую цели и особенности культурного сознания их заказчиков и создателей, направленность доминирующей идеологии того времени, когда эти артефакты создавались (интерпретация «глазами современников»), с учетом социального контекста эпохи и конкретной ситуации.

2. Интерпретацию этих артефактов с позиций господствующей идеологии наших дней.

3. Интерпретацию артефактов с позиций альтернативных идеологий современности.

4. Оценку социальной значимости этих артефактов в современном культурном контексте.

Попробуем рассмотреть это системно.

1.    Интерпретация исторических артефактов, включающая взгляд на них «глазами современников», является традиционным приемом научного исследования [1]. Как правило, это отличает собственно научный подход к описанию и анализу исторического материала от его публицистического представления, обычно ограничивающегося лишь мнением автора. Конечно, построение такого исторического ракурса анализа является очень сложной задачей, решаемой лишь частично. Вместе с тем, для работы с таким ракурсом достаточно реконструировать два аспекта исторической фактуры – общую ценностную картину мира эпохи и место изучаемых феноменов в ней, а так же конкретный социальный контекст, в котором создавались и функционировали данные объекты. Разумеется, это дает весьма неполную картину, но таким образом познается смысловая значимость данных объектов в культуре своей эпохи. А это основное.

Самым сложным здесь является реконструкция ценностной картины мира [2], но самым важным – реконструкция историко-культурного событийно-ситуативного контекста, в условиях которого создавались исследуемые артефакты. Как правило, этот контекст является многослойным, составляемым общей господствующей идеологией, конкретно-исторической ситуацией, историческими событиями, сопутствующими этим артефактам, чертами личности задействованных в ситуации людей, взаимоотношениями между ними и т.п. [3]

Вопрос приемлемости этих артефактов для современников, как правило, решается сам собой, поскольку в глубинах истории (и особенно в условиях идеологической категоричности аграрной эпохи) возникновение культурных артефактов, не получивших одобрения власти и общества, а тем более, сохранение их в веках, было делом практически невозможным. Поэтому можно быть уверенным, что в основном все известные нам исторические культурные артефакты пользовались одобрением власти и общества, нравились им. В противном случае они безжалостно уничтожались. Другое дело, что общее одобрение и конкретная интерпретация – это не одно и то же. Реконструкцией деталей конкретной интерпретации культурных артефактов их современниками занимаются историки, особенно представители французской исторической школы «Анналов» [4] и их российские последователи [5] и, нередко, достигают в этом немалого успеха. К сожалению, таких исследований по отечественной культуре гораздо меньше, но есть и они [6].

Следует учитывать и то, что современники создания культурных артефактов считывали их символическое содержание гораздо полнее, чем люди нашего времени (может быть, за исключением специалистов-историков). Это связано с тем, что люди прошлого были глубже погружены в религиозный и политический контекст своего времени; и там, где мы видим преимущественно эстетические качества артефактов, они, порой, этих эстетических достоинств не замечали, но видели их культурные смыслы, уже забытые к настоящему времени. В существенной мере реконструкция интерпретаций исторических артефактов их современниками является проникновением исследователя в забытые культурные смыслы этих артефактов, их аналитическим восстановлением.

Таким образом, реконструкция интерпретации исторических артефактов их современниками является сложной научной задачей, которую сами преподаватели учебных заведений осилить не могут. Они лишь знакомятся с результатами научных исследований ученых в соответствующей профильной литературе и накапливают эти знания на протяжении всей своей образовательной деятельности. Тем не менее, им нужно знать, что оперирование историческими культурными артефактами без какой-либо попытки показать их интерпретацию современниками (пусть даже чисто гипотетической) радикально снижает образовательный эффект обращения к этому материалу.

2. Интерпретация исторических культурных артефактов с позиций господствующей в данный момент идеологии требует владения системным пониманием всего многообразия актуальных идеологий и четкого представления о том, какая из них сейчас в стране доминирует. Перечень этих идеологий (по крайней мере, основных, наиболее распространенных) сравнительно невелик. Нужно только представлять его системно. К примеру, можно предложить такой вариант систематизации:

консерватизм, абсолютизирующий воспроизводство исторической традиции в организации социальной жизни и имеющий 3 варианта:

- национализм, акцентирующий роль национального/этнического начала в социальной самоорганизации и активности людей (его умеренная форма – традиционализм, крайние формы – германский нацизм, русское черносотенство и др.);

- этатизм (от французского État – государство), акцентирующий роль государственно-патриотического начала в организации социальной жизни (его умеренные формы – монархизм, абсолютизм, авторитаризм, крайние формы – итальянский фашизм, испанский фалангизм и др.);

- клерикализм, акцентирующий роль религиозного начала в организации социальной жизни и активности людей (его умеренная форма – фундаментализм, крайняя форма, актуальная сейчас, – исламский терроризм);

прогрессизм, как альтернатива консерватизма, преодолевающий традицию и абсолютизирующий значимость научно-технического, технологического и социального прогресса в развитии социальной жизни и особую созидательную роль интеллектуалов (его умеренная форма – технократизм, крайние формы, в основном проявляющиеся в интеллектуальном и художественном творчестве – футуризм, авангардизм, постмодернизм);

социализм, абсолютизирующий приоритет коллективного интереса над индивидуальным в организации социальной жизни и определяющую роль в ней массы трудящихся (его умеренная форма – социал-демократия, крайняя форма – коммунизм в различных вариантах – большевизм, маоизм, троцкизм и т.п.);

либерализм, как альтернатива социализма, абсолютизирующий значимость индивидуальных интересов человека в организации социальной жизни и активности людей и приоритет общества над государством (его умеренная форма – либеральная демократия, крайняя форма – анархизм, сейчас уже почти исчезнувший).

Разумеется, это только один из вариантов систематизации актуальных идеологий; возможны и иные [7]. Тем не менее, любой вариант систематизации дает возможность выбрать доминирующую в стране в настоящий момент идеологию и провести интерпретацию того или иного культурного артефакта с ее позиций. Главное, чтобы у учащихся не сложилось впечатление, что им предлагается единственно возможный вариант интерпретации. Такая универсализация одного подхода эффективна в воспитании, но она неприемлема в образовании.

Поскольку в современной России официально насаждается идеология этатизма, то интерпретация культурных артефактов с позиций этой идеологии связана с рассмотрением того, насколько тот или иной артефакт способствует укреплению авторитета государственной власти, развитию исторической памяти населения, чувства патриотизма и т.п. Конечно, эта интерпретация мало что дает для научного познания артефакта; но она стимулирует самоидентификацию учащегося, определение им, кто он, где и когда живет и т.п. Обучение такой самоидентификации представляется одной из важнейших социализирующих задач, решаемых образованием, и всякий опыт такой самоидентификации учащемуся полезен.

3. Интерпретация культурных артефактов с позиций идеологий, альтернативных господствующей, может иметь самый краткий характер. Но она принципиально важна как пример того, что господствующей идеологией не исчерпываются все варианты понимания социальной реальности. Это важнейший мировоззренческий принцип образования, и пренебрегать им ни в коем случае нельзя. Другое дело, что разворачивать подробную аргументацию альтернативных трактовок, как правило, невозможно, но изложить 2-3 иные интерпретации ради демонстрации самой возможности аналитической альтернативы необходимо.

При этом можно базироваться на приведенной выше систематизации идеологий или какой-то иной. Это не принципиально. Для учащегося важно в любом рассмотрении увидеть и почувствовать его системность. А какая при этом используется система, не важно.

4. Определение роли, которую играют обозреваемые культурные артефакты в современном культурном контексте, наиболее трудно и условно. Это связанно как со сложностью такого определения и его неизбежной субъективностью, так и с тем, что современный культурный контекст очень неоднороден и подвижен. Так что подобное определение практически всегда будет касаться лишь части контекста, попавшей в поле зрения определяющего автора, и пропускать иные важные его сегменты. Конечно, в каком-то смысле отправной точкой может служить интерпретация данных артефактов с позиций господствующей идеологии (это еще одна важная причина выявления такой интерпретации), но она касается только официальной трактовки данных артефактов, разделяемой неопределенной частью населения, статистическая значимость которой спорна.

Соотнесение артефактов с культурным контекстом было проще в минувшие эпохи, поскольку раньше имело место четкое разведение элитарной и народной культур, а под культурным контекстом имелась в виду только элитарная культура, художественный компонент которой имел выраженные стилевые признаки. Сейчас четкие границы между различными субкультурами отсутствуют (особенно между элитарной и массовой культурами), параллельно практикуются несколько художественных стилей и т.п. Поэтому для определения доминантного культурного контекста современности возможна ориентация на господствующую идеологию.

Однако и здесь имеют место сложности. На Западе, достигшем постиндустриальной стадии развития, господствует идеология либеральной демократии с такими характерными проявлениями как глобализация, мультикультурализм, политкорректность и пр. Соотнести любой культурный артефакт с этим контекстом сравнительно несложно; достаточно определить, насколько он коррелирует с индивидуальной свободой человека. Но в России, где сильны восточные традиции государственного патернализма, жесткий социальный контроль и низкая социальная активность индивида, решение этого вопроса много сложнее, поскольку здесь очень высока идеологическая фрагментированность общества. Сегодня, как представляется:

• государственные чиновники ориентированы в основном на идеологию этатизма с его акцентом на патриотизме и политической дисциплине;

• гуманитарная интеллигенция ориентирована в основном на идеологию либерализма с акцентом на индивидуализме;

• научно-инженерная среда ориентирована в основном на идеологию прогрессизма с акцентом на поступательном развитии;

• рабочий класс ориентирован в основном на идеологию социализма с акцентом на коллективизме;

• казачество ориентировано в основном на идеологию клерикализма с акцентом на религиозном служении и т.п.

Если господствующая государственная идеология в России сейчас, несомненно, этатизм, пришедший на смену либерализму ельцинской эпохи, то говорить об идеологии, определяющей национальный культурный контекст, в настоящее время практически невозможно. Скорее всего, каждая крупная социальная страта в России живет сейчас в собственном культурном контексте, стараясь не соприкасаться с иными. Это, при желании, можно считать вариантом внутренней эмиграции.

В этих условиях прежде, чем соотносить культурный артефакт с современным контекстом, следует определиться с тем, что считать этим контекстом. Поэтому решение задачи такой соотнесенности в отечественных условиях сейчас ограничено культурным контекстом определенной социальной группы по выбору преподавателя и очень узкими временными границами, поскольку идеологические параметры контекста подвижны.

Эта подвижность установок господствующей идеологии очень хорошо иллюстрируется различными конкретно-историческими примерами. Скажем, отношением к такому важному событию отечественной истории и культуры, как движение и восстание декабристов. Мы помним, что в советское время образы декабристов были овеяны особой романтикой подвига, осознанного политического самоубийства, на которое пошли эти люди, ведомые высокими нравственными побуждениями. Воспевание именно нравственного подвига декабристов было устойчивой традицией советской культуры. Сегодня же постоянно приходится сталкиваться с публикациями и телевизионными передачами, в которых декабризм осуждается, как безответственная попытка поколебать государственную политическую устойчивость России. Источник такого отношения к любой революционной активности хорошо известен. Нужно сказать, что в российском общественном мнении XIX века в отношении декабристов сложился определенный консенсус, согласно которому общество с пониманием относилось к целям, но с сомнением к политическим методам декабристов. К такой позиции склонялся даже царь Николай I [8], а уж Александр II (политическому будущему которого революционеры непосредственно угрожали) явно относился к декабристам с большей симпатией, чем некоторые современные историки.

Перед нами чисто идеологическая трансформация интерпретаций важного события отечественной истории и культуры. На самом деле и в XIX веке наблюдалось определенное размежевание русского общества на «патриотов», осуждавших декабристов, и нарождающуюся интеллигенцию, восхищавшуюся ими. В советское время этот идейный раскол был мало заметен, оттесненный на задний план более актуальными вопросами, а ныне проявился с прежней остротой. Он иллюстрирует традиционное размежевание общественного сознания на «лоялизм», поддерживающий любую официальную идеологию, уже просто в силу ее официальности, и «нравственную оппозицию», на тех же основаниях противопоставляющую себя всему официальному. По той же традиции этатистски настроенными «лоялистами» в основном являются люди, конъюнктурно зависящие от власти, и малообразованная часть населения, не привыкшая к независимой интеллектуальной позиции, а «нравственной оппозицией», как правило, становится либерально настроенная образованная часть общества, т.е. в основном интеллигенция. Недаром один из классиков современного этатизма Б. Муссолини считал, что главным врагом фашизма является британский либерализм, агенты которого рассеяны по всему миру и называют себя интеллигентами [9].

Этот экскурс в политическую идеологию понадобился нам для того, чтобы на наглядном примере показать значительную глубину идейной фрагментированности современного российского общества с его непростой историей. Такая идейная дифференциация в плане отношения к добру и злу была проанализирована мной в специальном исследовании [10]. Условно любое общество можно разделить на этатистов, поддерживающих власть, либералов, противостоящих ей, и остальное население, в разных пропорциях склонное к национализму, клерикализму, социализму и прогрессизму. При желании читатель может легко дифференцировать и набор существующих в России политических партий по названным идеологическим ориентациям (пожалуй, только партий клерикальной ориентации среди влиятельных политических сил России нет). Эту идейную фрагментированность российского общества необходимо учитывать в процессах содержательного наполнения образования и в частности в интерпретации исторических культурных артефактов в нем.

В этой связи представляется интересной и перспективной с точки зрения понимания рассматриваемой здесь проблемы мысль, развиваемая британской научной школой cultural studies (Бирмингемским центром культурных исследований). Адепты этой школы полагают, что культурные артефакты не обладают собственным смысловым наполнением (значением), а получают его лишь в процессе интерпретации их тем или иным исследователем, которая в свою очередь зависит от особенностей его личного жизненного опыта [11]. Если рассматривать это наблюдение не в его крайнем варианте, как то, что культурные смыслы привносятся в артефакт только интерпретатором, а полагать, что это происходит часто при современной интерпретации, но исходные смыслы в артефакт все-таки закладывали его заказчик и создатель, то оно может быть использовано в нашем анализе.

Тогда становится понятным, что различные современные интерпретации артефактов, осуществляемые с позиций разных идеологий, как правило, больше отражают собственные взгляды интерпретаторов, чем объективные свойства самого артефакта (такое понимание соответствует принципам современной постнеклассической науки), и личные социально-идеологические позиции интерпретаторов должны быть отделены от интерпретируемых артефактов в самостоятельный культурный феномен. А проблема интерпретации культурных артефактов в процессе использования их в образовании получает совсем иное смысловое наполнение. Правильной интерпретацией становится в первую очередь позиция заказчика и создателя этого феномена; именно она и является исходным культурным смыслом, который заключен в данном артефакте. Если же позиция заказчика и создателя неизвестна, то значимо мнение современников создания артефакта, как носителей примерно того же культурного сознания. А интерпретации потомков детерминированы совсем другим жизненным опытом, другой социальной ситуацией и другим культурным сознанием, но, главное, они политически ангажированы и никак не могут рассматриваться в качестве основных.

В этой связи представляется продуктивной и мысль известного отечественного культуролога И.В. Кондакова о том, что потребителю обычно представляется (экспонируется) не весь массив культурного наследия, а лишь те его сегменты, которые наиболее эффективно интерпретируются в русле господствующей в данный момент идеологии [12]. И, действительно, мы хорошо знаем, как в прошлые эпохи безжалостно разрушались идеологически бесполезные исторические памятники и как сочинялись удобные интерпретативные легенды о том, что можно было использовать в интересах господствующей идеологии.

Таким образом, перед преподавателем, оперирующим культурными артефактами, стоит задача рассказать в первую очередь о культурных смыслах, которыми были озабочены заказчики и создатели этих артефактов, а так же их современники (задача 1 предлагаемого нами алгоритма), затем провести краткий обзор их интерпретаций потомками, разделяя официальные и альтернативные трактовки (задачи 2 и 3 алгоритма), а затем дать учащимся представление о месте этих артефактов в современном культурном контексте (задача 4 алгоритма). По существу те же задачи стоят и перед исследователем, но он должен выявить, проанализировать и обобщить доступный материал, а преподаватель только усвоить выводы исследователя.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Le Goff, Jacques. Pour un autre Moyen Âge. Temps, travail et culture en Occident. Paris: Gallimard, 1977 (Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2002. 328 с.).
[2] Об этом см.: Флиер А.Я. Наброски к построению социокультурной картины мира в границах культурологии // Флиер А.Я. Культурология 20-11. М.: Согласие, 2011. С. 99-123.
[3] Le Goff, Jacques. Op. cit.
[4] См., например: Bloch, Marc. La société féodale. Paris: Albin Michel, 1968 (Блок М. Феодальное общество. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. 503 с.); Febvre, Lucien. Combats pour l’histoire. Paris: Armand Colin, 1953 (Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991. 635 с.); Le Goff, Jacques. Op.cit. и др.
[5] См., например: Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 350 с.; Гуревич А.Я. Индивид и социум на средневековом Западе. М.: РОССПЭН, 2005. 422 с.; Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М.: Наука, 1991. 240 с. и др.
[6] См., например: Забелин И.Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетиях: В 2 т. М.: Тип. Грачева и Ко, у Пречистенских ворот, 1872. 372 и 681 с.; Пушкарева Н.Л. Частная жизнь женщины в доиндустриальной России. X – начало XIX в. Невеста, жена, любовница. М.: Ладомир, 1997. 330 с.; Беловинский Л.В. История русской материальной культуры. М.: Вузовская книга, 2003. 424 с. и др.
[7] Об этом подробнее см.: Mannheim, Karl. Ideologie und Utopie. Bonn: Verlag von Friedrich Cochen, 1929 (Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 552-670); Mullins, Willard Arnold. Thuth and Ideology: Reflections on Mannheim's Paradox // History and Theory. May, 1979. Р. 141-154; Макаренко В.П. Главные идеологии современности. Ростов на Дону: Феникс, 2000. 480 с.
[8] Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая I-го. СПб.: Типография 2 Отд. с. е. и. в. канцелярии, 1857. XIV. 236 с.  
[9] Mussolini, Benito. La Dottrina del fascismo. Milano: Edizioni Bignami, 1939. XXIII. 114 p.  
[10] Флиер А.Я. Добро и зло в культурно-историческом понимании [Электронный ресурс] // Информационный портал Знание. Понимание. Умение. 2015. № 3.  URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2015/3/Flier_Good-Evil/. Дата обращения: 12.05.2016.
[11] Grossberg, Leonard. The Formations of Cultural Studies // Relocating Cultural Studies. London-New York: Routledge, 1993. Р. 21-67; об этом также см.: Hall, Stuart. Encoding and Decoding // Culture, Media, Language. London: Hutchinson, 1980. Р. 128-139.
[12] Кондаков И.В. Россия перед выбором культурного наследия // Социокультурные факторы национальной безопасности России. М.: МосГУ. 2015. С. 131-139.


© Флиер А.Я., 2018

Статья поступила в редакцию 19 сентября 2017 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
 доктор философских наук, профессор,
 главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева.
 e-mail: andrey.flier@yandex.ru

 

ISSN 2311-3723

Учредитель:
ООО Издательство «Согласие»

Издатель:
Научная ассоциация
исследователей культуры

№ государственной
регистрации ЭЛ № ФС 77 – 56414 от 11.12.2013

Журнал индексируется:

Выходит 4 раза в год только в электронном виде

 

Номер готовили:

Главный редактор
А.Я. Флиер

Шеф-редактор
Т.В. Глазкова

Руководитель IT-центра
А.В. Лукьянов

 

Наш баннер:

Наш e-mail:
cultschool@gmail.com

 

 
 

НАШИ ПАРТНЁРЫ:

РУС ENG