НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО
НАУЧНАЯ АССОЦИАЦИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ КУЛЬТУРЫ

Культура культуры

Научное рецензируемое периодическое электронное издание
Выходит с 2014 г.

РУС ENG

Новогоднее поздравление

 

Гипотезы:

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ

В.М. Межуев. Философия культуры в системе современного знания о культуре

Э.А. Орлова. Социокультурная реальность: к определению понятия

В.И. Ионесов. Гуманистическая антропология в науке о культуре: перечитывая Клода Леви-Строса

 

Дискуссии:

В ПОИСКЕ СМЫСЛА ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ (рубрика А.Я. Флиера)

А.В. Костина, А.Я. Флиер. Тернарная функциональная модель культуры (начало)

Н.А. Хренов. Спустя столетие: трагический опыт советской культуры (начало)

В.М. Розин. «Барышня-крестьянка»: экзистенциальный выбор, сверхтрудный в жизни, но возможный в искусстве

 

Аналитика:

КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

А.Я. Флиер. Социальный опыт человека и его важная составляющая «вторая реальность»

Н.А. Хренов. Русская революция с точки зрения переходной ситуации в истории культуры. Реабилитация имперского комплекса как следствие периода реакции в истории революции (окончание)

В.М. Розин. Условия введения и мыслимости категории «реальность»

Н.А. Хренов. Русская культура рубежа XIX-XX вв.: гностический «ренессанс» в контексте символизма Гегеля (Семиотический поворот в культуре ХХ века) (начало)


Анонс следующего номера

 

 

А.Я. Флиер

Классическая, неклассическая и постнеклассическая культуры:
опыт новой типологизации
(окончание)

Аннотация. В статье по аналогии с моделью типологизации науки осуществляется разделение культуры на классическую, неклассическую и постнеклассическую на основании различных трактовок истины, добра и зла, предпочитаемого социального устроения общества. Эта новая модель типологизации культур, по мнению автора, не уступает прочим вариантам по своим познавательным потенциям.

Ключевые слова. Культура, истина, добро и зло, социальное устроение общества, классическая, неклассическая, постнеклассическая культуры.


В процессе исследования всех трех рассмотренных культур – классической, неклассической и постнеклассической – возникает понимание функциональной неоднородности культуры (как в глобальном восприятии, так и при любой ее локализации), которая состоит из нескольких пластов, обеспечивающих разные аспекты социальной жизнедеятельности людей, их коллективного бытия и социального сознания. Это является фундаментальным качеством, свойственным всем рассмотренным и любым иным типам культуры. Конечно, масштаб участия разных культурных типов в формировании разных пластов не одинаков, и его оценка часто зависит от метода измерения. Но, так или иначе, все типы культуры имеют связь с функционированием каждого пласта и участвуют в общих социальных процессах.

Ниже эти пласты рассматриваются в произвольном порядке и никакой иерархической системы не составляют.

• Первый пласт культуры связан с символикой социальной престижности, которую в целом обеспечивает культура и которая отличается своей спецификой у каждого народа и каждого его сословия. Непосредственно символика социальной престижности сосредоточена в одежде и униформе, прическе и макияже, украшениях и убранстве, должностных знаках различия, наградах, символических атрибутах в руках, на голове и на поясе, в парадном оружии, в оформлении интерьеров и обстановке жилищ, архитектуре зданий и городских пространств и т.п. Это материально-предметная атрибутика социальной престижности, а существует еще и поведенческая, к которой относятся различные официальные церемонии, парады, построения, должностные представления, официальные похороны, служебный этикет, правила приличия публичного поведения, балы, приемы, придворный этикет, бытовая вежливость и пр. Каждая культура содержит огромный набор символических форм, обеспечивающих эту функцию, сложившихся исторически и частично заимствованных извне. В целом символика социальной престижности отражает в первую очередь актуальную моду на соответствующий имидж и поведенческий стиль.

В основе форм этого социального комплекса, как представляется, лежит прежде всего искусство, задающее эстетические ориентиры, регулирующие конкретные образы социальной престижности. Конечно, было бы большим упрощением сводить все социальные функции искусства только к этому. За тысячелетия своего существования искусство обрело множество функций, пронизав практически все области жизни человека, в которых имеют место проявления его эмоций. Ведь искусство проявляется не только в профессиональном художественном творчестве. Но, когда человек что-то тихонько напевает «про себя» или «ломает комедию» перед начальством – это тоже искусство, которым наполнена вся наша жизнь. Мы просто редко фиксируем на этом внимание.

Однако сфера формирования символики социальной престижности остается особой функцией, на формы которой актуальное искусство влияет, с одной стороны, опосредованно, но с другой, как главный системообразующий фактор. Это касается как материальных форм престижности (их определяет художественный дизайн, стилистика), так и поведенческих форм (выражаемых в театрализации поведения, этикете). В формах социальной престижности любого народа в любую эпоху всегда можно найти следы воздействия актуального искусства и господствующей эстетики, как этого народа, так и соседей, оказывающих свое влияние. И никогда формы социальной престижности не расходятся с художественными предпочтениями своего времени. Достаточно проанализировать эволюцию русского гражданского и военного костюма на протяжении XVIII – начала XX веков, чтобы это стало совершенно очевидным [15]. Внешний имидж человека и стиль его поведения в существенной мере определяются художественной эстетикой, актуальной для его социальной среды, хотя он не догадывается об этом.

Символика социальной престижности как явление, регулируемое в первую очередь модой и актуальной эстетикой, конечно, в ходе истории формировалась всеми эпохальными культурами. Наиболее известные формы этой символики возникли в период господства классической культуры и насыщены ее нормами. Но сегодня разные социальные группы ориентированы на формы самого разного исторического происхождения. Например, молодежь ориентирована, естественно, на наиболее современную моду (отражающую в наши дни стилистику постнеклассической культуры), а старшее поколение вполне намеренно придерживается определенной стилевой архаики. Здесь имеет место определенная стилевая игра, на практике выражающаяся в том, что человек все время решает, в каком виде прилично явиться в той или иной жизненной ситуации. И это часть его культуры.

• Другой пласт культуры связан с обеспечением формирования целостного системного мировоззрения человека. Здесь уже главными агентами влияния становятся религия, а для неверующих – наука и философия. Какими-то представлениями об окружающей реальности обладает каждое живое существо; человеческая культура обеспечивает именно многоаспектный и системный характер этих представлений. Изменение представлений о характере истины ломает всю культурную картину мира. Оно определяет обоснованность веры в бытие Божье или атеистического (агностического) мировоззрения и всей вытекающей из этого вертикальной иерархической или горизонтальной сетевой структуры мироздания, а в особенности представления о желательном социальном устроении общества. Именно этим определяются и политические приоритеты каждого человека.

Системность мировоззрения свидетельствует об общем культурном уровне индивида. Невозможно одновременно верить в то, что мир создан Богом, а человек произошел от обезьяны. Культура этого не позволит. Либо одно, либо другое. Таковы требования культурной системности, нарушение которой, как правило, свидетельствует о психическом нездоровье человека.

Системность мировоззрения в большой мере определяет и упорядоченность социального бытия, соответствия одного другому [16]. Это не противоречит известной философской максиме о том, что бытие определяет сознание. Бытие определяет сознание лишь в конечном счете и в основном в содержательном ключе. А в непосредственной детерминации одного другим и по практикуемым формам бытия бывает и так, и эдак. В древней Месопотамии считали, что структура космоса подобна иерархической структуре государства [17] и соответственно политическая власть управляет людьми самым «естественным образом», так же, как это осуществляется в космосе. В той или иной вариации мифологический взгляд на принципиальное соответствие социального устроения общества высшим космическим порядкам имело широкое распространение и в превращенной форме сохраняется и поныне. Склонность все систематизировать и уподоблять сложное и незнакомое простому и знакомому всегда была универсальным свойством культурного сознания. Просто далеко не всегда это делается профессионально и на должных основаниях.

Но все начинается с определения того, что такое истина: божественная или природная закономерность, ситуативная случайность или субъективное суждение. От выбора одного из этих вариантов зависит вся система мировоззрения человека и его культурная модель мира. Разумеется, речь идет о его латентной приверженности какому-нибудь суждению об истине. Специально об этом задумываются только философы.

В формировании культурной картины мира, естественно, принимали участие все эпохальные культуры. Другое дело, что усваивали эти модели далеко не все, а, как правило, наиболее образованные страты общества. Даже картина мира, задаваемая классической культурой, в наши дни актуальна преимущественно для традиционалистски настроенной интеллигенции. Более прогрессистская часть интеллигенции склоняется к взглядам неклассической и постнеклассической культуры. Но основная масса населения даже наиболее развитых стран сколь-либо системной культурной картины мира не имеет, заменяя ее фрагментарными обрывками информации, случайно почерпнутой из разных источников, которая тоже тем или иным образом упорядочивается сознанием.

Самая сложная задача, стоящая перед мировоззрением, – совмещение представлений о единстве мира и его разнообразии. В эпоху господства религиозного мировоззрения представления о единстве явно преобладали над суждениями о разнообразии. Впрочем, знание о биологическом и культурном разнообразии мира до XIX в. были не сопоставимы с современными. Сейчас «массовый человек» (даже верующий) понимает разнообразие мира гораздо полнее, чем его единство. Одна из главных задач современной культуры заключается в том, чтобы на уровне обыденного сознания восстановить преставления о единстве мира.

• Третий пласт культуры связан с процедурами самоидентификации человека. Обычно идентичность индивида включает сразу несколько параметров: национальную и культурную принадлежность, социальный статус и профессию, политический патриотизм, конфессиональную ориентацию и т.п. Каждый человек сам выстраивает свою индивидуальную иерархию этих признаков: кем он себя чувствует в первую очередь, кем во вторую, а кем в третью. Самоидентификация человека – это одна из наиболее культурно детерминированных процедур его самоопределения. Ведь достоверность его знания о собственном происхождении часто бывает сомнительной, и его самоопределение имеет характер в основном культурного выбора. Человек выбирает то, что ему культурно комфортнее и что больше соответствует его привычкам, усвоенным еще в детстве.

С первых шагов детского воспитания человек начинает усваивать стереотипы сознания, соотносящие его с той социальной средой, в которой протекает его детство. Так закладываются основы его самоидентификации. И если в последующем он узнает информацию о себе, противоречащую этим детским впечатлениям (например, о том, что он рожден от другого отца), это, как правило, не меняет параметров его самоидентификации. Т.е. его идентичность в большей мере является культурной привычкой, нежели продуктом анализа какой-то достоверной информации [18].

В этом культурном пласте трудно выделить какие-то доминирующие факторы. Здесь и национальное чувство, и социальное самосознание, и патриотизм, и религиозность, и др. Самым важным представляется то, что это чувство общности с каким-то коллективом людей является врожденной потребностью индивида, проявлением его культурного тяготения к групповой жизнедеятельности. Человека, не идентифицирующего себя ни с каким коллективом, в принципе быть не может, как и человека вне какой-либо культуры (что, впрочем, одно и то же).

Исторически идентичность человека формируется с тех времен, когда он стал отличать себя от животных. В становлении параметров его самоидентификации, естественно, принимали участие все эпохальные культуры. Каждая из них делала акцент на наиболее близкой ей ипостаси человека. Классическая культура – на его этнорелигиозной и сословной сущности, неклассическая – на актуальных в XIX-XX вв. проблемах национально-политической идентичности, современная постнеклассическая культура более озабочена профессиональной и культурно-групповой идентичностью человека. Но все это преломляется и перемешивается в индивидуальных культурных предпочтениях каждого.

• Четвертый пласт культуры обеспечивает способность и возможность человека к коммуникации, обмену информацией. Понятно, что этот пласт связан прежде всего с языком, хотя одним вербальным языком возможности обмена информацией не ограничиваются.

В культуре все имеет название. Невозможно найти культурное явление, не обозначенное каким-то словом. Следовательно, культура – это еще и совокупность определенных слов. А поскольку культура – это главный инструмент социального взаимодействия людей, то становится понятным, что такое взаимодействие осуществляется в первую очередь посредством языка. Возникновение культуры невозможно в двух случаях: когда человек ни с кем не согласовывает свои действия, и когда нет языка, на котором хотя бы два человека могли бы осуществлять такое согласование. Т.е. всякая культура начинается с появления языка – средства социальной коммуникации, обеспечивающей взаимодействие людей [19].

Разные культуры различаются уровнями развития искусства, религии, бытовых обычаев. Но представить культуру с неразвитым инструментарием коммуницирования, т.е. без языка, практически невозможно. Поэтому ранние этапы становления культуры фактически совпадают с этапами развития языка. Однако наши знания об этих ранних этапах крайне малы. До появления письменности язык материальных следов не оставлял. Хотя есть гипотеза о том, что первобытная графика функционально скорее протописьменность (пиктография), нежели протоискусство [20], но изучению происхождения языка это не помогает.

Так или иначе, но совершенно очевидно, что всякая культура – это прежде всего язык социальной коммуникации, без которого выполнение основных социальных функций культуры было бы не возможным. Конечно, выразить все смыслы культуры с помощью одного лишь вербального языка трудно. В распоряжении культуры имеется богатый инструментарий средств выражения – звуковых, изобразительных, пластических. Но основным средством передачи культурных смыслов остается язык. Тем более, что речь идет о двух планах трансляции культурных смыслов: синхроническом (между современниками) и диахроническом (между разными поколениями, т.е. передаче социального опыта).

Зона использования того или иного языка, как правило, очерчивает и границы распространения соответствующей локальной культуры. Исключения из этого правила есть, но они крайне редки.

Язык как один из наиболее древних культурных инструментов человека развивался на протяжении всей истории человечества, и его базовый словарный запас сформировался еще до возникновения классической культуры. Рассмотренные нами культуры – классическая, неклассическая и постнеклассическая – только пополняли этот запас теми словами и лексическими конструкциями, которые были наиболее актуальны в то или иное время.

• Пятый пласт культуры обеспечивает устойчивость социальных форм жизнеустроения. Здесь главным инструментом выступает культурная традиция, многовековая и многопоколенная привычка общества именно к такому жизнеустроению, а не какому-либо иному. Тому есть очень хороший пример из нашей новейшей истории.

В 1990-е и 2000-е гг. российскому обществу предлагалась европейская либерально-демократическая модель социального жизнеустройства. Но наше общество отнеслось к возможности идти по европейскому пути довольно настороженно, видя в нем много недостатков. И когда в 2010-е гг. ему предложили вернуться к традиционной для России патерналистской модели, это вызвало массовую поддержку. Конечно, можно говорить о политическом инфантилизме российского общества, которое не пожелало само нести ответственность за страну, а выбрало статус воспитанников детского сада при строгом воспитателе. Но этот инфантилизм и есть историческая традиция России, где население не привыкло быть хозяином своей судьбы, а привыкло к положению стада, ведомого пастухом. Это свойственно многим народам, и в этом проявляется особенность их культуры, в которой доминирует традиционализм.

Но дело не в этом частном случае. Главное заключается в том, что у общества исторически вырабатывается привычка к определенному социальному устроению жизни, которую очень трудно преодолеть. Такая устойчивость социальных порядков была очень важна на первобытном и аграрном этапах развития, позволяя сохранять социальную интегрированность в изменчивых внешних условиях. На индустриальном и постиндустриальном этапах эта историческая инерция уже преодолевается осмысленным желанием общества ускорить темп своего социального развития, но, как мы видим, далеко не всегда.

В конечном счете, традиция – это «тормоз истории», не позволяющий «паровозу прогресса» разогнаться до опасной скорости [21]. Всякое общество на том или ином этапе своей истории выбирает, развиваться ли ему вместе с лидерами социальной эволюции или держаться от них подальше, предпочесть ли ускорение исторического развития или поддерживать устойчивость порядка при замедленном движении. И, как правило, этот выбор регулируется исторической традицией, т.е. культурой. Ну, а дальнейшее – уже следствие этого выбора.

Исторические традиции, формирующие предпочтения людей в области социального устроения, скорее описаны, чем комплексно проанализированы наукой. Этими исследованиями в основном занимаются сторонники теории цивилизаций, которые открывают много интересного фактурного материала, но системное обобщение его в рамках теории цивилизаций не получается. Цивилизационные теоретические построения, как правило, очень субъективны, основываются только на избранных фактах и не выдерживают критики с точки зрения системности предлагаемой модели. Понятно, что сложением социальных предпочтений управляют и религия, и исторический опыт (особенности истории), и ментальности. Но аргументировано объяснить и доказать, почему один народ выбирает одно, а другой иное, пока никто не может. Марксистское объяснение социальных предпочтений экономическими приоритетами хорошо работает при рассмотрении классовых противоречий, но, когда дело касается национальных ментальностей, то здесь пасует и оно. Возможности понять это, как представляется, связаны с углублением аналитических разработок в области фундаментальной теории культуры.

• Шестой пласт культуры посвящен обеспечению устойчивости образа жизни. Понятие образа жизни не имеет четкого определения и связано преимущественно со статистически преобладающими, наиболее типичными для рассматриваемой социальной общности параметрами его повседневной социальной практики. Здесь главным инструментом обеспечения культурных порядков является обычай.

Обычай относится к древнейшим культурным формам, зародившимся еще до становления вида Homo sapiens у биологических предшественников людей в раннем палеолите. Его расцвет приходится именно на эпоху первобытности, где он был основным инструментом социальной регуляции, лишь постепенно теснимым религией (мифоритуальным комплексом) и политическими формами управления (вождеством). Система обычаев хорошо изучена на примере традиционной крестьянской культуры, имеющей в основном первобытное происхождение и отражающей именно этот сегмент исторического бытия [22].

В городской культуре индустриальной и постиндустриальной эпох социальная распространенность обычаев стала заметно сокращаться, хотя есть суждения о рождении новых городских обычаев в наше время [23]. Но социальное функционирование обычаев обеспечивается мифоритуальным сознанием. В наши дни речь может идти о поведенческих моделях, по форме похожих на обычаи, но базирующихся на совершенно иных психологических основаниях.

Именно обычаями определялись основные параметры образа жизни патриархальной крестьянской семьи – система внутрисемейных отношений, иерархия статусов, методы воспитания детей, кулинария, одежда, домашняя обстановка и утварь, досуг и т.п. Показательно, что образ жизни, как и символика социальной престижности, рассмотренная выше, включает в себя материально-предметную и поведенческую составляющие. Рассматривая историческое прошлое, символику социальной престижности можно считать отражением образа жизни высокостатусной части населения. Но есть и принципиальное отличие: обычаи крестьян определяются традициями, а символика социальной престижности – модой. Тем не менее, возможно, именно символика социальной престижности в культуре современных горожан начинает заполнять ту лакуну социальной регуляции, которая освобождается от сокращающих свое влияние обычаев. Во всяком случае, основные параметры образа жизни современных горожан – еда, одежда, имидж, оформление жилища, стиль поведения, досуг и т.п. – определяются в большой степени господствующей модой, т.е. символикой социальной престижности. Вопрос о том, в какой мере социальная мода в наши дни компенсирует отмирающие обычаи, еще нуждается в специальных исследованиях.

Большая часть повседневных обычаев возникла на заре человечества и датируется еще «доклассической» культурной эпохой. Классическая культура, как продукт уже письменных городских цивилизаций, очень немного добавила к древним обычаям, поскольку основные исполнители обычаев – крестьяне – были людьми, далекими от большинства установок этой культуры (за исключением, пожалуй, религии). А образованная аристократия была совершенно отчуждена от крестьянства. Тем более далеки от исторических обычаев апологеты неклассической и постенеклассической культуры. Для них обычаи представляют сугубо музейный интерес в силу свой полной оторванности от современных социальных реалий, а образ жизни строится на совершено иных социальных основаниях, еще слабо систематизированных наукой.

Другое дело, если социальная мода сможет занять место обычаев в регуляции образа жизни горожан. Тогда возникнет совсем иная познавательная ситуация. Но об этом еще рано говорить определенно.

Современное культурное пространство представляет собой причудливую смесь элементов классической, неклассической и постнеклассической культур. Классическая культура, нововременная история которой насчитывает уже пять веков, была культурой образованной части населения Европы. Она является основной компонентой современного культурного пространства, может быть, уже не столько в художественном его оформлении, сколько по социальным параметрам господствующего стиля жизни. Принципы социального поведения людей, этики и этикета, критерии вежливости, гостеприимства, социальной поддержки, гуманизма и пр. остались неизменными и соответствующими нормам классической культуры. Неклассическая культура, родившаяся на рубеже XIX-XX вв. и получившая распространение в среде технической интеллигенции, ученых-естественников и особенно среди представителей художественного авангарда, как интеллектуальная система осталась сферой профессионального мировоззрения ученых естественнонаучного профиля. Для широкой публики она сосредоточена в основном в искусстве авангарда (обычно не сопоставляемом с естественнонаучными знаниями своего времени) и не претендует на охват всего культурного универсума. Еще меньше востребованность постнеклассической культуры, аналитически освоенной преимущественно философами постмодернистской ориентации, научной средой исследователей культуры (культурологов) и наиболее продвинутой частью художественной интеллигенции (в основном театральными режиссерами). Массой населения эта культура освоена только на потребительском уровне использования форм актуальной моды и массовой культуры, но интеллектуально практически не рефлексируется.

Эти культурные анклавы существуют, как правило, не очень мешая друг другу и не вторгаясь на чужие территории. Это сравнительно мирное сожительство разных культур свидетельствует об одной очень важной тенденции современных социальных процессов. Культурное пространство, которое в недавнем прошлом было ареной непримиримой борьбы за чистоту принципов и форм классической культуры, судя по всему, ныне лишилось этого императивного пафоса и стало вполне толерантным к различию мировоззренческих установок людей. Культурное пространство обрело фрагментированность и состоит из многих сегментов, провозглашающих и пропагандирующих разные подходы к пониманию истины. Это вполне вписывается в современный тренд поликультурности, толерантности и политкорректности, проявляющийся в области социальных отношений. Культура не может развиваться по иной траектории, нежели развивается общество, и современные культурные тенденции еще раз подтверждают это.


ПРИМЕЧАНИЯ

Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 15-03-00031 «Культурное регулирование социальной динамики».

[15] Беловинский Л.В. История русской материальной культуры. М.: Вузовская книга, 2003. 424 с.
[16] См. об этом: Флиер А.Я. Культура как среда: опыт аналитического структурирования [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2014. № 1. URL: http://cult-cult.ru/kulitura-kak-sreda-opyt-analiticheskogo-strukturirovaniya. Дата обращения 11.07.2015.
[17] Frankfort, Henri, Frankfort, Henrichte A., Wilson, John A., Jacobsen, Thorkild. Op. cit. P. 121-171.
[18] См. об этом подробнее: Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. М.: МГУКИ, 2005. 41 с.; Сурова Е.Э. Идентификационный принцип в культуре [Электронный ресурс] // Международный журнал исследований культуры. 2010. № 1. URL: http://www.culturalresearch.ru/ru/archives/62-politics-of-ident Дата обращения: 21.11.2012.
[19] Pinker, Steven. The Language Instinct. N.Y.: William  Morrow  and  Company  Inc.,  1994 (Пинкер С . Язык как инстинкт. М.: Едиториал УРСС, 2004. с.).
[20] Флиер А.Я. Очерки теории исторической динамики культуры. М.: Согласие, 2012. С. 64.
[21] См. об этом: Флиер А.Я. Культура как репрессия. М.: Диаграмма, 2006. 320 с.; Флиер А.Я. Неизбежна ли культура? // Флиер А.Я. Культурология для культурологов: учебное пособие для аспирантов, докторантов и соискателей. 2 изд. М.: Согласие, 2010. С. 423-436; Флиер А.Я. Вектор культурной эволюции // Обсерватория культуры. 2011. № 5. С. 4-16.
[22] См., например: Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1981. № 2. С. 78-96; Культура жизнеобеспечения и этнос. Опыт этнокультурного исследования (на материалах армянской сельской культуры) / под ред. С.А. Арутюнова и Э.С. Маркаряна. Ереван: Изд-во Академии наук Армянской ССР, 1983. 319 с.
[23] Захаров А.В. Традиционная культура в современном обществе // Социологические исследования. 2004. № 7. С. 105-115; Сурова Е.Э. Ритуальная повседневность и идентичность // Новые традиции. Коллективная монография / под ред. Е.Э. Суровой и С.А. Рассадиной. СПб.: Петрополис; Центр изучения культуры, 2009. С. 9-18.


© Флиер А.Я., 2017

 Статья поступила в редакцию 16 октября 2016 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
 доктор философских наук, профессор,
 главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева.
 e-mail: andrey.flier@yandex.ru

 

 

ISSN 2311-3723

Учредитель:
ООО Издательство «Согласие»

Издатель:
Научная ассоциация
исследователей культуры

№ государственной
регистрации ЭЛ № ФС 77 – 56414 от 11.12.2013

Журнал индексируется:

Выходит 4 раза в год только в электронном виде

 

Номер готовили:

Главный редактор
А.Я. Флиер

Шеф-редактор
Т.В. Глазкова

Руководитель IT-центра
А.В. Лукьянов

 

Наш баннер:

Наш e-mail:
cultschool@gmail.com

 

 
 

НАШИ ПАРТНЁРЫ:

РУС ENG