В.И. Грачев

Культурфеномен апофатики «Диалектики мифа» А.Ф. Лосева в контексте топохронно-аксиогенной парадигмы культуры

Аннотация: В статье оценивается возможность использования парадигмально-аксиологического анализа для характеристики мифопоэтики и апофатической диалектики мифа А.Ф. Лосева в контексте топохронно-аксиогенной парадигмы культуры.

Ключевые слова. Парадигма, парадигмально-аксиологический анализ, информация, коммуникация, мифопоэтика, «топохрон», «хронотоп», культурфеномен, апофатический.


Прежде, чем говорить о заявленной в статье проблеме, мне представляется не лишним прояснить авторскую позицию и мое понимание уже существующих общепринятых научных терминов, а также толкование вводимых мной новых понятий и их трактовку. Конфуций говорил в своем учении «о перемене и исправлении имен», что прежде чем начинать новое дело, нужно договориться о Словах. Последуем этому мудрому совету великого китайского мыслителя и мудреца, впоследствии о правильных именах писал и знаменитый Рене Декарт. Он считал, что человечество не сделало бы и половины ошибок, если бы называло вещи правильными именами [1].

В философии культуры и культурологии стало популярно, хотя и сравнительно недавно, понятие «культурфеномен», который, на мой взгляд, означает: устойчивое, повторяющееся, значимое коммуникативно-аксиогенное явление культуры воспринимаемое, отражаемое и осознаваемое чувственно-рациональной сферой человека, некий «эксклюзивный» феномен культуры. Процессы, характеризующие это единое культурное семантико-семиотическое коммуникационное «пространство-время», назовем его – «топохронос», или для краткости и благозвучия «топохрон». возникают в нем спонтанно или самопроизвольно, но симультанно.

Не менее важно, несколько «туманное», даже «загадочное», но вдруг ставшее вновь модным в научной гуманитарной среде «красивое» понятие – «мифопоэтика», не имеющее до сих пор, в полной мере, строгой и точной научной коннотации и тем самым, по сути, «квазинаучное». Понимание его, чаще всего, ограничивается метафорикой, эпитетами и аллегориями, дающими не сущностную характеристику содержания, а некую «вкусовую» оценку автора, в зависимости от того, к какой научной «школе» или «когорте» он принадлежит. Кроме того, такое понимание. связано чаще с хрестоматийной трактовкой понятия «миф» из древнегреческой «мифологии». Причем, не в философско-эстетической интерпретации А.Ф. Лосева, крупнейшего исследователя мифа и его сущностных качеств, в частности диалектики мифа [2], а скорее, Н.А. Куна и его замечательной книги «Мифы и легенды Древней Греции», более образовательной, чем научной. Эта книга была написана еще в 1914 году «для учениц и учеников старших классов классической гимназии, а также для всех тех, кто интересуется мифологией греков и римлян» [3]. Мне хочется выразить свое, может, и несколько запоздавшее, восхищение Николаю Альбертовичу Куну, так удивительно ясно и увлекательно рассказавшему всем интересующимся культурой Древней Греции о ее «мифах и героях», а самое главное сумевшему вызвать неподдельный интерес к ней у детей разного возраста.

И все же вернемся к научным позициям трактовки понятия «мифопоэтика». Мифопоэтика, чаще всего, логически характеризуется через более широкое объемное понятие «поэтика», т.е. структуру и приципы построения художественного произведения, его целевое и читательское назначение. Мне думается, что это не совсем верный путь, поскольку семантически эти понятия, не аутентичны и не совпадают, имея разную этимологию, в силу использования в качестве уникального понятия – «миф» как базовой категории.

Поэтика (от греческого poietike – поэтическое искусство) – это раздел теории литературы, изучающий систему средств выражения в литературных произведениях, который систематизирует репертуар этих средств – звуковых, языковых, образных (топика). Частная «поэтика» изучает взаимодействие этих средств при создании «образа мира» и «образа автора» в отдельных произведениях или группе произведений (творчество писателя, литературное направление, эпоха).

Мифопоэтика – это та часть поэтики, которая исследует не отдельные усвоенные художником мифологемы, а воссозданную им целостную мифопоэтическую модель мира (если таковая существует в тексте) и, соответственно, его мифосознание, реализованное в системе символов и других поэтических категорий. Вот такое довольно туманное понимание через неэксплицитные понятия дается в Интернете, т.е. для миллиардов людей. Под мифопоэтикой понимается не только целый комплекс понятий («мифологема», «архетип», «поэтический космос») или система мифов, но и особый тип мышления (мифомышление), и ритуал. То, что с точки зрения немифологического сознания различно, расчленено, подлежит сопоставлению, в мифе выступает как вариант (изоморф) единого события, персонажа или текста [4].

Под парадигмой культуры, в соответствии с парадигмальной теорией научных революций Томаса Куна [5], одной из популярных теорий современности, мной понимается достигнутый уровень развития отечественной культуры, культурологическая модель или некий паттерн конкретной культуры, а иногда миф о культуре, скажем, о мировой культуре, на мой взгляд, невозможной и недостижимой по определению, в силу несовместимости, этнических, этических, эстетических, лингвистических, религиозных, коммуникативных, парадигмальных и иных непреодолимых различий. Вместе с тем, весьма сложно очертить культурологическую парадигму как единую, логически непротиворечивую систему научных утверждений. Таково мое понимание «культурфеномена», «мифопоэтики» и «парадигмы» как культурологических понятий, ставших уже признанными терминами, хотя не исключаю и иной их трактовки другими исследователями.

А.Ф. Лосев назвал свою эпохальную работу [6], принесшую ему мировую известность и много лишений, мытарств и страданий, – «Диалектика мифа». Эта, ныне знаменитая философская работа А.Ф. Лосева, посвящена, вроде бы исключительно, теме мифа и мифологии, но она гораздо шире заявленного названия и охватывала огромный круг мировоззренческих вопросов. Не надо забывать о том, что, разумеется, она была предназначена не для «разношерстной публики», а для подготовленного, желательно религиозного, причем христианского толка, еще лучше, православного читателя. Хотя в то время, она почти не дошла до широкого читателя, но, по сути, совершила «интеллектуальный переворот» в умах тех, для кого она была написана, т.е. философов и исследователей, но оказалась неожиданно интересной и для «следователей».

Эта философская работа была опубликована еще в 1930 году. Книга прошла предварительную цензуру, однако была издана автором с некоторыми добавлениями, недопустимыми после цензуры. Во время подготовки издания, 18 апреля 1930, автор был арестован вместе со своей женой и соратницей Валентиной Михайловной Лосевой, в девичестве Соколовой и осужден – он на 10 лет, а жена на 5 лет. Издание было конфисковано. Первое переиздание книги в СССР появилось только в 1990, что вызывает у меня некоторое удивление и непонимание надолго затянувшейся републикации, но чувство восхищения и благодарности автору и издателям.

А.Ф Лосев недвусмысленно заявлял: «Диалектика мифа невозможна без социологии мифа» [7], но полагал, что эта книга лишь может служить введением в «Социологию мифа», которую он так и не написал. Да, по-моему, вряд ли ему что-то еще раз подобное, позволила бы зрелая, жесткая, с предельно бдительной цензурой советская власть того времени. Мне отрадно как культурологу, что А.Ф. Лосев тесно связывал «миф» и «культуру», справедливо полагая, что «теория, которая не захватывает культуры вплоть до ее социальных корней, есть очень плохая теория мифа» [8].

Итак, что же произошло с «Диалектикой мифа» и ее неистовым, а точнее честным и мужественным автором, подлинным русским ученым Алексеем Федоровичем Лосевым, вовсе не благостным старцем в монашеской скуфейке, которую все принимали за академическую шапочку, а тайно постриженного в монахи вместе с удивительной его первой женой Валентиной Михайловной Лосевой (Соколовой) 3 июня 1929 г. и принявших после пострига монашеские имена, соответственно, Андроник и Афанасия.

 «Надо вырвать учение о мифе и из сферы ведения богословов, и из сферы ведения этнографов; и надо принудить стать сначала на точку зрения диалектики и феноменолого-диалектической чистки понятий, а потом уже предоставить делать с мифом что угодно» [9]. И это пишет тайно «постриженный» афонскими старцами тайный монах, под монашеским именем Андроник. Каково?! Но это пишет честнейший человек, философ и ученый, будучи в религии растворенный и погруженный в силу внутренних интенций, что называется, «с головой». Тогда, когда и подумать о религии в «коммунистическом царстве воинствующего атеизма» и «безоглядного, махрового безбожия» считалось смертельно опасным.

К глубоким мыслям о Мифе А.Ф. Лосева, думаю, и нужно обратиться за помощью в сложнейшем и не проясненном до сих пор, вопросе о Мифе, несмотря на тома написанных работ самыми разными исследователями из совершенно неожиданных областей знания. Мне тоже хотелось бы разобраться с проблемой «Мифа», но с позиций культурологии.

Великий философ, богослов, эстетик и культуролог А.Ф. Лосев называл себя «философом числа, имени и мифа», и писал жене из своего лагеря в ее лагерь в 1932 году: «В философии я – логик и диалектик», что вполне объяснимо, ибо все его работы, это открытие «Мира Мифа» для диалектически размышляющих людей, а таких, как выясняется благодаря новым исследованиям [10], крайне мало.

А.Ф. Лосев использует при рассмотрении мифологических «первопринципов» понятий, концептов и категорий свое понимание и их интерпретацию, что особенно для нас сегодня необходимо, важно и ценно: «диалектика есть непосредственное знание», это – «глаза, которыми философ может видеть жизнь», «диалектика – ритм самой действительности» [11].

А.Ф. Лосев, анализируя понятие «мифа», последовательно отвергает многочисленные трактовки понятия о мифическом, используя апофатический метод опровержения не признаваемых или не воспринимаемых им эпифеноменов, понятий категорий и логических положений.

До сих пор считается, что апофатика как определенная система утверждений и доказательств есть гносеология специально богословская, и к научному познанию она неприменима. Это несомненно аберрация и заблуждение. Уже при самом возникновении европейской науки один из ее основателей, Френсис Бэкон, провозгласил апофатический метод главным научным инструментом, призывая ученых сосредоточивать внимание не на тех фактах, которые подтверждают их теории, а на тех, которые с ними несовместимы.

А.Ф. Лосев благодаря использованию апофатики, скорее даже диалектике, назовем ее апофатической, приходит к прозрачнейшему, без всякой квазинаучной зауми, определению: «Миф есть в словах данная чудесная личностная история» [12]. Он возмущенно пишет, мол, «хотят вскрывать существо мифа, но для этого сначала препарируют его так, что в нем уже ничего не содержится ничего, назовем сказочного, ни вообще чудесного. Это – или нечестно, или глупо» [13]. Под чудесным А. Ф. Лосев понимает, прежде всего, осмысленное личностное начало, в противовес умозрительно-абстрактному.

Это все так, но мне представляется, что в мифе элиминируется, исключается именно личностное начало и важнейшим становится народная история, народная судьба и народное творчество, музыкальный и устный фольклор для ее воспевания, поэтому в мифологии так трудно, почти невозможно определить автора.

До сих пор идут споры, а был ли реальный, живой человек Гомер или это собирательный образ разных авторов, аэдов, рапсодов, сказителей. Ведь всегда честные и внимательные переводчики и исследователи-лингвисты отмечали, как непохожи «Илиада» и «Одиссея», приписываемые ему одному. Да еще представляя его слепым и немощным старцем, который физически вряд ли бы смог справиться с этими исполинским древнегреческим эпосом или мифом и не понимая, чем они различаются.

А.С. Пушкин о переводе Гомера отозвался в печати дважды: заметкой «Илиада Гомерова, переведенная Гнедичем…» («Литературная газета», 1830, № 2) и двустишием «На перевод Илиады»:

«Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера.

Боком одним с образцом схож и его перевод».

А.С. Пушкин написал эпиграмму на непровзойденного переводчика Гомера, Н. Гнедича, за которую ему, вероятно, стало неловко или стыдно, и он ее затер. Но она стала нам доступной, как известно, «все тайное становится явным». За месяц до этого стихотворения Пушкин отдал дань природному юмору и написал эпиграмму, вызванную каламбурным стечением обстоятельств (Гомер был слеп, а Гнедич – крив).

Наш музыкальный гений М.И. Глинка в порыве некой экзальтации мог воскликнуть, что мол, музыку пишут не композиторы, а народ, а мы лишь ее «аранжируем», а подлинный ее автор – народ. Эта фраза, конечно, великолепна и афористична, но она более мифическая, чем реальна.

Миф – это сказание, чаще всего, выдумка или народная память, но приукрашенная религиозным сознанием, искусством – фантазия, вымысел, красивая ложь или «обман», как писал С. Есенин: «…Жизнь обман, с чарующей тоскою, но и она порою украшает радостями ложь».

Народу же, особенно нашему, всегда нужна была, а сейчас, может, еще более всего, красивая ложь, иначе порой невыносимо жить! Причем, именно, красивая ложь. Яркая простая, и привлекательно-развлекательная и не для отдельных умников и эстетов, а для всего «простого» народа. Так и рождалось Искусство. Об этом мужественно и откровенно говорил знаменитый художник ХХ в. Пабло Пикассо. Передаю, не цитируя, достаточно точно, его мысль. Искусство – ложь, но оно существует, чтобы отличать ложь от правды. Оно должно быть понятным и гедонистичным именно для народа, для всех и это подлинное искусство, а дальше всевозможные выкрутасы и апроприации, но в нем же, в Искусстве. Это и «чистое» и «элитарное» искусство и куртуазный маньеризм и «декаданс» всех извивов от изысканного барокко через классицизм, романтизм, а затем модерн, авангард со всеми его – измами и «мелизмами» и «масскультом», под которым подают либо «развлекалово» до мерзкой пошлости, либо примитив до китча и, пропитывая всю ее неприкрытой идеологией, будучи уверенными, что наш народ не сумеет разобраться по своей темноте, простоте, бедности и невежеству в этом «сладком культурном пойле», в этом культурном «эрзаце», который ему преподносят и навязывают «власть придержащие» во «все времена и народы».

Ан, нет! Ошибаются новоявленные властители и их «культуртрегеры». Не прост, ох как не прост и не глуп наш народ, в чем не раз убеждались, но часто уже поздно, подчас поистине великие и ничтожные правители, теряя власть над этим, как им казалось, тупым и послушным «народным стадом», каким они якобы управляли, как им заблагорассудится, пока их, «помазанников» и «тиранов», властителей всех мастей от фараонов, императоров, царей, князей и советских «генсеков» этот народ не сметал с гневом и презрением, конечно, чаще с нечеловечекой или именно человеческой жестокостью и ненавистью.

Звери ведь не испытывают «жестокости» к своему очередному «завтраку» или «обеду» из своих же «братьев меньших», потому что «больший брат» сам сделает их своей пищей, без всякой жестокости или неприязни. Потому что так устроено в природе: «сильный пожирает слабого» и никак иначе. И нам, как назвал нас Аристотель «зоополитикон», т.е. буквально «животное политическое», общественное, но все же животное, не стоит пытаться быть «царями зверей», а то попадем к ним и все наше «величие» будет проглочено как обед не знавшим об этом мнимом «величии» любым более крупным хищником и почти родственником, не признающим этого родства.

Давайте же хотя бы раз попробуем называть вещи своими именами, к чему нас призывали Конфуций и позже Рене Декарт. Как же может быть так унижена «интеллектуальная элита», т.е. сравнительно небольшая часть людей в нашей Великой, несомненно, в искусстве, науке, техниике, образовании, медицине и даже сельском хозяйстве, России?!

Мне не хочется впадать в научной статье в патриотический горячечный пафос, и нам действительно можно и нужно гордиться своей страной. Хотя ведь верно и то, как едко подмечено в известном фильме «перестройки»: «Мы не пашем, не сеем, не строим. Мы гордимся общественным строем». Вот так. Мы достойно гордились бывшей могучей страной СССР, которая «сдулась» в одночасье. Не было, оказывается, никакого «плана А. Даллеса», а это талантливый, но мерзкий и гнусный «художественный образ», миф, до сих пор, точно неизвестного, но советского писателя, так гибельно повлиявший на некогда могучее государство. Вот так! Вот что мы получили от родной советской власти. А всполошилась-то власть и до сих пор всласть врет своему народу по поводу и без повода, особенно когда этот народ вынуждена называть «красивым», но почти неприличным и неприятным иностранным словом «электорат» и призывать к несбыточным «молочным рекам и кисельным берегам». Мы же о мифах пишем, а в мифологии яркий образ всегда половина успеха.

В знаменитых теперь работах А.Ф. Лосева, в частности «Диалектике мифа», он всесторонне рассмотрел миф, его структуру и особенности влияния на новую советскую реальность и его последствия, за что был сурово был наказан в «сталинские времена», получив длительный тюремный срок и честно начал «тянуть» его, что называется, на «лагерном воляпюке», «от звонка до звонка», но был спасен Е. Пешковой, бывшей женой М. Горького – «Буревестника Революции» и создателя Союза писателей Советской России, тем более она и сама была видным советским партийным деятелем молодой Советской России, руководитем Политического Красного Креста. Е. Пешкова спасла А.Ф. Лосева вместе с его женой, верной сподвижницей, В.М. Лосевой (Соколовой). Причем эти «тайные монахи» и в заключении не потеряли «присутствия и крепости духа» и, что, может, главное, «потрясающего» чувство юмора, что, может, вообще спасло и А.Ф. Лосева, и его удивительную жену. Все это и помогло попросту выжить, в «бесчеловечных» условиях, когда они были поражены в гражданских правах и тяжело, жестоко пострадали от безжалостной большевистской власти, не признающей никакого инакомыслия: ни научного, ни философского, ни религиозного. Это, наверное, и есть, кажущаяся подчас нам пафосной и даже высокопарной позицией, «отдать жизнь за идею», что все же бывало с великими мыслителями и учеными, к коим в полной мере мы причисляем удивительного человека и мыслителя А.Ф. Лосева.

Считаю необходимым привести несколько фактов из биографии А.Ф. Лосева, ранее закрытых от широкой общественности, проливающих свет на историю написания «Диалектики мифа» и последствий ее открытой официальной публикации. Хочу это подчеркнуть, потому что «власть отвратительна, как руки брадобрея», – «возопил» гениальный Осип Мандельштам, также невероятно точно понимая все коварство любой власти, что называется, ее истинную природу, но тоже не сумевший уберечься от ее цепких и холодных лап, безвестно сгинувший в сталинских лагерях на Дальнем Востоке. Мне особенно это больно и горько, поскольку я родился и рос в этом удивительно красивом, но суровом крае.

Вот такова подлинная история сурового, стоического, мужественного, реального и резкого противления враждебной изначально, как выясняется теперь, взаимно, советской власти, не щадившей подлинного идейного противника. Причем он начал свою тайную борьбу задолго до неотвратимого сурового наказания, о котором, разумеется, знал или которое предчувствовал, и это его не остановило.

На мой взгляд, все это многое проясняет и объясняет в той жестокой и беспощадной реакции власти, ясно понимающей, что имеет дело не с «заблудшим», этаким странным чудаковатым профессором из фольклора об ученом мире, этаким «рассеянным с улицы Бассейной» (по С. Маршаку), увековеченном в сознании «простого» народа, умницей и хитрецом Корнеем Чуковским, иначе боровшегося и в то же время активно и тесно сотрудничавшего с Советской Властью. Он тем самым, в шутливой форме пытался уберечь от этой отнюдь не «вегетариански» настроенной власти против своих врагов, которых она чувствовала, чуть ли не «звериным» чутьем, безошибочно. Она уничтожала их беспощадно самыми разными способами, иногда, кажущимися, чуть ли не гуманными, вспомним «философские пароходы» в 1920-е годы, по сути изгоняя «вольную» или точнее, более или менее, свободную мысль России.

На самом деле, новая, молодая и, может, поэтому, весьма жестокая власть изощренно и изобретательно обрекла страдающих, но возмущенных новыми порядками на нищенское существование, но оставила все же «в живых» блистательные умы России, вышвырнув их в Европу, которая тоже после кровавой Первой мировой войны переживала трудные времена и не была уже прежней гостеприимной богатой «хозяйкой». Тем более гостеприимной к вчерашним реальным врагам на полях «мировой бойни», в развязывании которой, но не без основания, винили всех славян, в основном сербов и русских, причем и белых, и красных, и это не было мифом. Тем более, в силу преклонного своего возраста Европа страдала «политическим дальтонизмом», не делая различия в цветах. Она не понимала и не хотела понимать их значения и различий, как, впрочем, и сейчас.

А.Ф. Лосев истово и мужественно пострадал за «вольное знание», за что, несомненно, заслуживает нашу неизбывную благодарность и восхищение человеческим мужеством и духом, который он, как ни покажется странным, сам отрицал. В то же время, диалектика абстрактна, это логически осознанная закономерность, метод мышления и объяснения законов Мироздания, которое и сегодня некоторым исследователям не дает покоя [14]. Эта неуспокоенность замечательна, и она, по сути, и есть та путеводная нить науки, которая и помогает выйти ей из «лабиринта незнания» и обскурантизма.

Диалектика вместе с тем эмпирична и основана только на опыте, а он, как известно, «сын, ошибок трудных…». Миф в понимании Лосева – это «тождество идеального и материального», «идеи и материи» [15].

Аристотель, будучи поистине великим мыслителем, полагал, что тот, кто ценит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного» Недоумевающий же и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ. [16]

Миф – становление идеи «как бытия в символе», и эта символичность применима к любым фактам-феноменам (читай «культурфеноменам» – В.Г.).

Внешняя проявленность мифа – символ, а если символ проявлен в личности, он становится именем. В личности синтезируется смысл или сущность идеи, оформленной как имя. В нем неразрывно связаны идея, миф, символ, образ, личность сама по себе, энергия сущности, имя [17].

А.Ф. Лосев приходит к выводу о наличии шести позиций или тезисов, феноменологически детализирующих понятие Мифа. Мне удалось несколько сократить текст, сохраняя неповторимый апофатический стиль А.Ф.Лосева:

1. Миф не есть фантастический вымысел, но диалектически необходимая категория сознания и бытия вообще.

2. Миф не есть бытие идеальное, но творимая реальность.  

3. Миф не есть примитивно-научное построение, но субъект-объектное взаимообщение, содержащее вненаучную, чисто мифическую же истинность, достоверность, закономерность и структуру.

4. Миф не есть метафизическое построение, но – реально творимая действительность, содержащая в себе разную степень иерархийности.

5. Миф не есть ни схема, ни аллегория, он символ, но может содержать в себе аллегорию.

6. Миф не есть поэтическое произведение, но – отрешенность его есть возведение абстрактных вещей в интуитивно-инстинктивную и примитивно-биологически взаимоотносящуюся с человеческим субъектом сферу [18].

По-моему, мне удалось сократить некоторую громоздкость и велеречивость текста А.Ф. Лосева без какой-либо существенной потери смысла.

Космогония и эсхатология являются основными мотивами мифологического сознания, а его драматургия строится на борьбе Хаоса и Космоса. Мифомышление сохраняет древнейшие формы восприятия мира в их синкретизме или скорее холистичности, отождествляет макро- и микрокосм, несет в себе идею циклического возрождения. Ведущим свойством этой модели мира является всесакральность. Мифологемы в системе мифопоэтики выполняют функцию знаков-заместителей (субститутов) целостных ситуаций и сюжетов.

Основным способом описания семантики мифопоэтической модели мира служит система мифологем и бинарных оппозиций, охватывающая структуру пространства (земля-небо, верх-низ и т.д.), времени (день-ночь), оппозиции социального и культурного ряда (жизнь-смерть, свой-чужой), то, что мной названо «топохрон» или, ранее М.М. Бахтиным, «хронотопос» или хронотоп.

В искусстве мифомышление сказывается, прежде всего, наличием природных знаков и стихий или «субстанций» (огонь, вода, земля, воздух), в виде образов рождения и смерти, которые у художников с ярким мифопоэтическим началом вырастают до мифологем. Мифу и языку свойственна одна и та же концептуальная форма – «метафорическое мышление» (Э. Кассирер). [19]. Это та самая основа, которая, по-моему, и может рассматриваться, как некая историко-культурная символико-семантическая и семиотическая «платформа» мифопоэтики этоса и эпоса о древних топохронах, таких как, например, Киммерия и Таврида.

В современных социокультурных условиях взаимодействия внутри системы художественных и иных коммуникаций и внешней средой весьма усложнились, поскольку существенно изменились функции всех участников художественного процесса. Этот культурный контекст и порождает, формирует и консолидирует разные смыслы, мифы, культурфеномены и социокультурные коммуникации связывающих все их в некое постоянно «пульсирующее»» семантико-семиотическое пространство художественной культуры или его «мифопоэтику» в определенном едином весьма плотном «времени-пространстве», назовем его «хронотопос» или «топохронос», если на первое место поставим в этой «бинарной оппозиции» или «амбивалентной» сфере информационно-аксиогенного «пространства-времени» более устойчивое художественное аксиогенное смыслопорождающее «пространство» смыслов, концептов, мифов, текстов, контекста и нарративов. На мой взгляд, смысл есть контекст и конвенция. Мифы живут долго, но от этого они вовсе не становятся правдивее.

Аристотель полагал, что философия – это рациональное осмысление мира. Философ отличается от обычного человека тем, что воспринимает Мир не просто как данность, а ищет причины возникновения тех или иных жизненных явлений [20]. Хотелось бы только отметить, что философия сегодня все чаще рассматривается учеными и философами не как наука, а как некая сфера метазнания, более свободная от формализации и прагматизма, что характеризует все более современную науку в ее многообразии, многоаспектности, телеологии и многопрофильности.

Сегодня культурологии как интегральной науке о культуре, как это не покажется странным, не хватает своих, ей самой выработанных, научных методов исследования культуры в целом и художественной культуры, в частности, что требует разработки новых методов оценки и анализа процессов, происходящих в художественной жизни и культуре. Одним из таких методов может стать разработанный и частично апробированный мной парадигмально-аксиологический анализ эгоцентрической природы жизни и творчества и личности художника как творца-эгоцентриста. Важно было опробовать этот метод для оценки и анализа не только современного искусства, но и ретроспективного периода творчества и жизни эгоцентрических личностей, коими, несомненно, были Александр Грин и Максимилиан Волошин наиболее яркие и непохожие друг на друга, как их называли, постреволюционные романтики в переломный этап развития русской культуры начала ХХ века. Более подробно об этом и других насущных вопросах культурологии и философии культуры с позиций изучения художественной культуры идет речь в моей недавно вышедшей монографии: «Современная художественная культура: парадигма или дискурс? (компаративно-аксиологический анализ) (2016 г.) [21].

Разумеется, как и всякая привнесенная культура древних народов: «греков», «генуэзцов» и другая иноземная культура, была инкорпорирована в уже сложившуюся местную крымскую, а значит еще более древнюю полиэтническую культуру народов, проживавших издревле на прекрасной земле Крыма: «киммеров», «тавров», «скифов, «хазар», крымских татар, ногайцев и некоторых других, в который всегда стремились и до сих пор все стремятся. Стремились в свое время в Крым и достигли его А. Грин и М. Волошин.

Впоследствии, эта инфильтрация разных культур и, тем самым, инкультурация продолжались долгое время, вплоть до сегодняшних дней, обогащая и в то же время, изменяя ее, но не всегда к лучшему, что несет с собой реальные трудности и для жизни, и для осмысления этой необычной Культуры Крыма или, как все чаще, не понимая, что за ужасы кроются за этим именем, его называют, Таврида. Максимилиан Волошин, будучи восторженным поэтом и художником, назвал свой Крым – Киммерия. Мне думается нужно согласиться с тем, что образ Киммерии следует считать, прежде всего, легендарной, мифической страной, неким поэтическим образом этой страны и нужно с осторожностью, знанием существующих мифов и некоторым скептицизмом относиться к попыткам проведения «исторических» параллелей между мифической гомеровской, волошинской или «говардовской» легендарной Киммерией и реальным крымским ландшафтом. Впрочем, Волошин и сам признавал всю условность «исторической Киммерии». Самоназвание киммерийцев, вероятно, звучало как «гимер» или «гимир». Киммерия, в известной мере, это мифический фантом, который овладел художественным сознанием «русского эллина» М. Волошина или даже символический «симулякр», им созданный и всюду насаждаемый. Хотя, думается, что он и сам достаточно ясно не осознавал этот мифо-символический симулякр. В своей известной статье, посвященной непосредственно Крыму, «Культура, искусство, памятники Крыма» (1925) он признавался и, констатируя, откровенно писал, что о Киммерии, киммерийцах и таврах мало, что известно достоверно [22]. Свою же поэтическую Киммерию во многом, эту «чудесную» античную страну, он воссоздал и воспел своим восторженным воображением.

Суровая и жестокая Таврида, именем которой все чаще называется, на мой взгляд, не совсем обдуманно и обоснованно, современный Крым, и вовсе неразгаданная этнокультурная тайна и, конечно, порожденый ее символико-культурогенный миф древних племен Крыма.

Так рождался миф про Крым и мифологический нарратив о его невероятном процветании, благодаря некоему особому сакральному или свободному апполоническому или наоборот, дионисийскому духу [23], рождающему целые «легионы» творчески вдохновенных художников, поэтов, писателей, музыкантов, проявлявшихся в своих творениях и «сочных и ярких плодах» крымской художественной культуры. Да и просто красивых, свободных, гармоничных людей, рожденных на этой благословенной земле. Все они, якобы, живут в этаком киммерийском или таврическом креативном «хронотопосе» или «топохроносе». Эти, предлагаемые мной понятия и слова, может, не очень «удобопроизносимы», но они означают вполне понятные процессы порождающие или формирующие особое культурогенное и аксиогенное символическое пространство мифов, образов и смыслов о Мире, жизни, культуре, творчестве в благословенном Крыму.

Известный немецкий теоретик «символических форм культуры» Э. Кассирер верно подметил, что структура мифологического и языкового мира определяется одинаковыми духовными представлениями, но это может быть полностью осознано лишь при обнаружении их общих корней. Поэтому надо вернуться к точке их бифуркации. И эту точку можно найти, потому что мифу и языку свойственна одна и та же концептуальная форма – «метафорическое мышление» [24]. Это та самая основа, которая, по-моему, может рассматриваться как некая историко-культурная символико-семантическая и семиотическая «платформа» мифопоэтики этоса и эпоса таких весьма древних Киммерии, Тавриды и других «топохронов» культуры. Полагаю, что это совершенно разные «края» и «земли», с их непохожими и по происхождению, и по существованию населявших их народов, племен или этносов, искусственно объединенных в издревле «мозаичный» Крым, волей поэтов, археологов и стихийных культурологов, начиная с М. Волошина.

И вместе с тем, это не совсем так или совсем не так. Сегодня, понятно, что это произошло во многом исторически, из-за удобного географического расположения полуострова Крым, его благотворного климата и широкой торговли и на море, и на суше.
И как бы не хотел, несколько «диссиденствующий» известный писатель, Василий Аксенов внушить всем своим читателям, что существует «Остров Крым», но это все же лишь талантливая, очередная, столь модная сегодня антиутопия или роман-фэнтази или желаемый социальный миф

Проведенный мной даже беглый парадигмально-аксиологический анализ, показал, что наибольшее число знаменитых творцов в Крыму, что называется, оказались «неместные». Достаточно назвать лишь некоторые имена, чтобы убедиться, что они не только не уроженцы Крыма, но и жили в нем крайне мало, чаще всего отдыхали или лечились на чудесном крымском побережье Черного моря в разное время года, в основном, в дивные летние месяцы в удивительной, географически и этнически уникальной благословенной, по самой своей природе, романтической и порождающей поэзию, музыку, краски, особой «стране», поэтов, музыкантов и художников, поэтично, называемой ими же Киммерией и Тавридой. Можно назвать лишь некоторые, всем известные имена творцов-эгоцентристов, побывавших в разное время в Крыму. Это Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, А.М. Горький, Ф.И. Шаляпин, К.А. Коровин, А.В. Куприн А.С. Грин, А.А. Ахматова, М.И. Цветаева. С.А. Есенин, М.А. Волошин, К.Г Паустовский – «имя им легион».

Александр Грин и Макс Волошин дорожили своей творческой свободой и хотели, но по-разному, воспевать Свободу, а не стройки социализма в жестких канонах соцреализма, которого от них ожидала и требовала власть. [25] Они хотели писать так, как могли и хотели писать, о том, к чему всегда стремились, хотя каждый своим путем, – воспевать Свободного Человека. Мне видится, что в этом страстном и неукротимом экстазе Свободы и кроятся истоки «нового романтизма» или «неоромантизма» ХХ века, его «мифопоэтики» но вместе с тем и совершенно самостоятельного культурфеномена «топохронной» аксиогенной парадигмы культуры Крыма и России в целом, мужественным патриотом, ученым и подвижником православной культуры и ее подлинным исследователем и страстотерпцем остается в нашей благодарной памяти удивительный человек и мыслитель Алексей Федорович Лосев.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Декарт Р. Соч.: в двух томах. М.: Мысль, 1989.
[2] Лосев А.Ф. Философия, Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. 525 с.
[3] Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции. М.: Народная асвета,1989.
[4] Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Литература и мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия. М.: Слветская энциклопедия, 1980. Т. 1. С. 220-226.
[5] Кун Т. Структура научных революций . М.: Прогресс, 1977. 300 с
[6] Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 22-23.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 22.
[10] Минаков Г.М. Открытие диалектики. От научной методологии к единой науке. Ростов-на-Дону: Фонд науки образования, 2018. 72 с.
[11] Лосев А.Ф. Указ. соч.
[12] Там же.
[13] Там же.  
[14] Пенкина Е.О. Мифологическая модель творения // Киммерийский топос: мифы и реальность: междунар. Философско-культурологическая конференция (Коктебель, 2013-2016): сб. науч. ст. Коктебель: Антиква, 2016.
[15] Лосев А.Ф. Указ. соч.
[16] Аристотель. Сочинения: в 4 т. М.: Мысль, 1987.
[17] Лосев А.Ф. Указ. соч.
[18] Там же.
[19] Кассирер Э. Философия символических форм: в 3 т. М.: Мысль, 1985.
[20] Аристотель. Указ. соч.
[21] Грачев В.И. Современная художественная культура: парадигма или дискурс?! (компаративно-аксиологический анализ). Монография. СПб.: Астерион, 2016. 274 с.
[22] Волошин М. Лики творчества. М.: Наука, 1988. 848 с.
[23] Шпенглер О. Закат Европы Новосибирск. Наука, 1993. 592 с.
[24] Кассирер Э. Указ. соч.
[25] Борев Ю.Б. Социалистический реализм: взгляд современника и современный взгляд. М.: АС: Олимп, 2008. 478 с.

© Грачев В.И., 2019

Статья поступила в редакцию 8 апреля 2019 г.

Грачев Владимир Иннокентьевич,
доктор культурологии, профессор
Ленинградского государственного
университета им. А.С. Пушкина
e-mail: vig1947@mail.ru