И.В. Малыгина

Если бы философии не существовало, ее следовало бы выдумать

Аннотация: 28 марта 2014 г. в Московском государственном университете культуры и искусств состоялся межрегиональный круглый стол «Несвоевременность философии?», посвященный статусу, проблемам и векторам развития социально-гуманитарного знания в современной России.

Ключевые слова: философия, культура, социально-гуманитарное знание, культурный и мировоззренческий кризис, потребность в рефлексии современности.

Провозглашенный в стране Год культуры привлек внимание научно-профессионального сообщества не только к феномену российской культуры во всем многообразии ее «обретений и утрат», актуальных проблем и перспектив, но и к ситуации, сложившейся в сфере социально-философского и гуманитарного знания, важной составляющей которого в России стала культурология.

«Несвоевременность философии?»: этот вопрос, определивший основную интригу и векторы дискуссии участников межрегионального круглого стола, который состоялся 28 марта 2014 г. в Московском государственном университете культуры и искусств, стал концентрированным выражением общего пафоса риторики, развернувшейся в обществе в связи с очевидной, хотя и не всегда артикулируемой впрямую, тенденцией к вытеснению гуманитарных аспектов российской модернизации в ее маргинальные или факультативные контексты.

В этой ситуации статус и традиционные функции философии в самом широком смысле этого термина (от его этимологического эквивалента до области специализированного научного знания) подверглись «испытанию неопределенностью». Именно поэтому в фокусе внимания российских ученых из научно-исследовательских и образовательных организаций Москвы, Санкт-Петербурга, Калининграда, Хабаровска, Саратова, Твери и других российских городов и регионов оказался широкий спектр вопросов. В их числе: возможности адаптации философии к новым типам рациональности; изменение социального статуса интеллектуала-гуманитария на шкале «элитарность-маргинальность»; критерии этического и эстетического в культуре общества потребления; условия востребованности результатов гуманитарных исследований и социально-гуманитарного знания в целом, важнейшим из которых становится экономическая целесообразность; перспективы философского и культурологического знания в контексте нынешних реформ российской науки и образования, и многие другие, не менее актуальные и тревожные сюжеты и темы.

Обратившись к теме своевременности/несвоевременности философии, трудно было предположить, насколько широким окажется поле проблем, на которое мы осмелились ступить. Дело, наверное, отчасти, в том, что философия, как, впрочем, и культура, относится к числу феноменов, многообразие трактовок которых равна количеству исследователей, к этим феноменам обратившимся.

Постановка вопроса о своевременности философии оказалась правомерной, по меньшей мере, в двух основных контекстах использования данного понятия: обыденном, равном ее этимологическому эквиваленту, и в специализированном, когда имеют в виду область специализированного знания и различные формы его институционализации.

Что касается первого аспекта – потребности и способности современного человека к рефлексии, или, как говорили древнегреческие ученые мужи, «любви к мудрости», то с грустью приходится констатировать, что именно на мудрость, которую так культивировали древние изобретатели философии, сегодня спрос небольшой. Вспомним Героклита «Один мне тьма – если он наилучший», что означает: для Гераклита один мудрец равен десяти тысячам простых смертных. А мудрец – это тот, кто познал диалектику, это философ.

Сегодня понятие мудрости крайне слабо задействовано как в научной, так и в обыденной риторике, и едва ли по-прежнему может претендовать на статус базовой добродетели современного человека. Пожалуй, только в том контексте, в котором о ней упоминает Габриэль Марсель, размышляя о «трагической мудрости» и сожалея о том, что место мудреца в современной культуре заняли эксперты.

Г. Марсель артикулирует интуитивное предчувствие, которое самого философа пугает, хотя и кажется утопическим: на статус мудреца, образ которого в современной культуре чрезвычайно размыт, претендует теперь не философ, а все общество, а само понятие «мудрец» утрачивает своего очевидного референта [1].

Но то, что в середине прошлого столетия выглядело идеей не просто утопической, но почти лишенной здравого смысла, в XXI веке стало частью обыденности, благодаря появлению, стремительному развитию и распространению такого феномена, как искусственный интеллект.

Сегодня философ, мудрец, ученый – источник и производитель знания, и его потребители, благодаря обширному рынку гаджетов, почти равны друг другу в обладании этим знанием (прошу простить мне намеренное преувеличение). Траектория движения к знанию значительно сократилась. Его «постижение» как длительный процесс, череда трудоемких рефлексивных процедур, поколению, сформировавшемуся в условиях информационной революции, нередко представляется обременительным и избыточным. Гораздо проще «присвоить» это знание в его готовом виде, а, проще говоря, «скачать» с помощью все тех же гаджетов.  

Удивительно, но именно такого рода потребитель знания нередко оказывается гораздо более адаптирован к современной социальной реальности, готов рационально и с большим прагматическим успехом распорядиться присвоенным знанием, тогда как статус носителя естественного интеллекта – философа, интеллектуала, мудреца в диапазоне между элитарностью и маргинальностью заметно качнулся в сторону последней.

Поэтому метафора «трагической мудрости» кажется вполне адекватной современному интеллектуальному состоянию общества. К тому же вся современная культура, культура общества потребления, с такими его экономическими трендами, как «экономика впечатлений» или «экономика желаний», в общем, не добавляет «любви к мудрости», поскольку также апеллирует не столько к разуму, сколько к эмоциям и чувствам человека.

Сформировавшееся в XX столетии в условиях массового индустриального производства, общество потребления по сей день не исчерпало ресурсов собственного воспроизводства, поскольку в его недрах сформировался субъект/объект новой культурно-экономической реальности, особый тип личности – потребитель или «человек потребляющий»: «Homo consúmens… активно вытесняет Homo sapiens, который стремительно теряет (если уже не потерял) право называться “разумным”» [2].

Звучит как вызов современному человеку и той части человечества, чье рациональное, разумное, основанное на принципах меры и ответственности отношение к миру поставлено под сомнение, для которого ориентация на «расточительное потребление» оборачивается «волей к саморазрушению», прежде всего, интеллектуальному и нравственному.

В значительной мере обоснованность подобного оценочного суждения подтверждается формированием нового тренда в мировой экономике, которая все больше делает ставку на иррациональные структуры человеческой психики. Эта новая тенденция, зародившись на Западе, в последнее десятилетие «проросла» и в российских экономических теориях.

В концепциях западных экономистов это явление фиксируется как «новый экономический переход» от экономики услуг к «экономике впечатлений» [3], или, в отечественной версии, – к «экономике желаний» [4].

В условиях новой для России рыночной экономики культура была объявлена товаром или услугой, а ценность ее, прежде осознаваемая почти на сакральном уровне, оказалась легко конвертируемой в денежный эквивалент. И если массовое сознание с новой реальностью примирилось достаточно быстро, то сферой гуманитаристики эти изменения до сих пор адаптированы слабо. Гуманитарии неохотно говорят о культуре в терминах экономической целесообразности.

Второй важный аспект дискуссии в рамках круглого стола был связан с осмыслением статуса социально-гуманитарного знания. Последние годы отмечены значительными сдвигами в структуре российской науки как социального института и системы знаний, радикальными изменениями принципов и подходов к формированию интеллектуальной элиты и профессиональной подготовке научных и научно-педагогических кадров. При этом отчетливо фиксируется изменение критериев «социальной полезности» науки и продуктов интеллектуальной деятельности в сторону усиления их прагматической целесообразности и экономической состоятельности.

Ориентация российской экономики на технологические тренды и наукоемкие области знания рождает мифы о «несвоевременности» и «избыточности» философской и социально-гуманитарной рефлексии, вплоть до очередного заявления о «смерти философии». Между тем, в описании и конструировании современной социальной и культурной реальности их возможности почти безграничны, а эффекты несводимы к экономическим эквивалентам.

Для определения современной культурной ситуации используют метафору «посткультура» со свойственной ей неопределенностью, текучестью, пограничными состояниями. Посткультура – это культура с пустым центром, ее нелинейное измерение, «потенциальный уплотненный хаос» и поле бесконечных возможностей, а потому содержит в свернутом виде множество возможных культурных сценариев [5]. Уловить внутренние закономерности и тенденциозность этого уплотненного хаоса невозможно без применения методов философии и гуманитаристики, которые в последние годы имеют тенденцию к интеграции. Отличительный признак современного этапа развития философских и социально-гуманитарных наук можно условно обозначить как новый синкретизм (или неосинкретизм), поскольку провести четкие демаркационные линии между культурологией, философией и другими областями знания становится все сложнее, и возможно именно в таком синкретичном пространстве, которое иногда сравнивают с турбулентными потоками, – и могут рождаться объяснительные модели глубинных смыслов, закономерностей и тенденций современного мира и культуры, столь же нелинейных и турбулентных.

И, перефразируя известное выражение Вольтера, который, активно манифестируя уязвимость религии, все же полагал именно Бога в качестве главного объяснительного принципа социальной морали («Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать»), я полагаю, что даже если бы философии не было, ее следовало бы выдумать как объяснительную модель стремительно меняющего мира.

Надеюсь, первые статьи, которые открывают рубрику «Несвоевременность философии?», добавят оптимизма в обсуждение этой проблемы.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Марсель Г. К трагической мудрости и за ее пределы // Самосознание европейской культуры ХХ века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М.: Политиздат, 1991. С. 352 – 366.
[2] Лукьяненко В.И., Хабаров М.В., Лукьяненко А.В. Homo consumens – Человек потребляющий // Век глобализации. 2009. № 2. С. 157.  
[3] Пайн Д.Б., Гилмор Д.Х. Гилмор. Экономика впечатлений. Работа – это театр, а каждый бизнес – сцена. М.: Изд-во «Вильямс», 2005.
[4] См., например: Абанкина Т. Экономика желаний в современной цивилизации досуга Журнал «Отечественные записки» 2005, № 4(25) [Электронный ресурс] // Русский журнал URL: http://magazines.russ.ru/oz/2005/4/2005_4_10.html. Дата доступа: 18.06.06.
[5] Бычков В.В. Эстетика. М.: Гардарики, 2004. С. 163-168.

© Малыгина И.В., 2014

Статья поступила в редакцию 10 мая 2014 г.

Малыгина Ирина Викторовна,
доктор философских наук, профессор
заведующая кафедрой
теории культуры, этики и эстетики
Московского государственного
университета культуры и искусств
e-mail: irinamalygina@yandex.ru