М.И. Козьякова

Город и ночь – хронотоп конфликта
(начало)

Аннотация. В статье рассматривается ночь как феномен культурного сознания европейской городской среды и отражение этого феномена в городской культуре, какие ритуалы и акции досуга проводились в ночное время. Делается особый акцент на динамике изменений восприятия и отражения ночи в формах городской культуры Европы разных эпох.

Ключевые слова. Культура, ночь, город, хронотоп, ночная жизнь города, восприятие ночи в массовом сознании.
 

Ночь – явление сложное и многоплановое. В своем исходном качестве она принадлежит природному универсуму как часть суток, как определенный временной период. Феномен ночи, однако, выходит далеко за рамки тривиального временного ряда, превращается в важный компонент социокультурного комплекса. Ночь создает культурное пространство – ночную жизнь с ее особыми ритуалами, обычаями, символами, представлениями. Она неизменно входит в картину мира: это происходит как на бытовом, повседневном, так и на аксиологически выделенном, мифологизированном или ритуализованном уровне. Семантическое поле этого первоначально эмотивно нейтрального природного феномена нагружается социальными, этическими, эстетическими, религиозными коннотациями. Становясь одним из существенных факторов общественного бытия, он получает возможность отражать характер цивилизационных процессов, изменений, происходящих в них.

Несмотря на циклический ритм чередования светлого и темного времени суток, ночь знаменует собой состояние статики, некие постоянно возобновляемые временные константы. Глубины ночи необозримы, как необозрима глубина космического пространства, не поддающегося какому-либо измерению и осмыслению. Обращаясь к иной, культурологической версии данного явления, рассматривая ночь в аксиологически маркированном пространстве, можно также констатировать глубину, неоднозначность исследуемого объекта. На языке культуры «ночь» обретает различные, зачастую противоположные коннотации, оценки, спектр которых варьируются чрезвычайно широко.

«Дано ли нам постичь глубину ночи при свете дня?», – вопрошал некогда Ф. Ницше. О какой глубине спрашивал философ? Имел ли он в виду непостижимость  трансцендентных глубин, ведь ночь традиционно связана с таинственным эзотерическим знанием, с магией, с сакральными религиозными практиками? Рациональному, «дневному» знанию, логике вряд ли под силу снять покров тайны с мистики, с области «божественного», для проникновения в которую предназначены отнюдь не рациональные процедуры. Наука крайне осторожна в подходе к исследованию и оценке таких явлений, как сфера религиозного опыта, как предсказания, ясновидение или, например, экстрасенсорика, астрология, если, конечно, не считать оценкой простое отрицание этих явлений.

Анализ разнообразных вариаций «ночной культуры» усложняется в плане широты пространственных и временных горизонтов: историческая определенность на протяжении многих сотен лет претерпевает трансформацию, модифицируется, происходит расслоение, отслаивание смысловой фабулы, которую исследователь безуспешно пытается зафиксировать в качестве некой репрезентативной модели. Философичность контента «ночь» растворяет определенность практически любой интерпретации, границы делаются текучими, они дрейфуют, мутируют. Кроме того, семантика ночи далеко не всегда является четко сформулированной, осознанной, поскольку знаменуют собой сложно- и потому плоховерифицируемые аспекты реальности.

Тем не менее, поскольку «ночная культура» имеет отношение к разнообразным социальным, религиозным, художественным практикам, они могут и должны быть подвергнуты анализу специалистов: их содержание и формы привлекают внимание философов и культурологов, эстетиков и искусствоведов. Некоторые темы уже стали объектом исследований – в частности, тематике «Город и ночь» посвящены конференции, проводившиеся в Государственном институте искусствознания [1].

Практики, в том числе художественные, всегда зависят от контекста, так как определяются через взаимодействие с материально-предметной и социокультурной средой. Каждый исследуемый в культуре реальный феномен демонстрирует специфику хронотопа – законов и норм сочетания пространственно-временных координат. Временная плоскость являет собой историческую специфику данного момента, а пространственная – социума, социальной среды во всем богатстве и разнообразии ее количественных и качественных характеристик.

Социокультурный фактор, его внутреннее сложное взаимодействие, синестезия, присутствует как материнское ложе, как матрица, порождающая условия  возникновения культурных форм, формирующая художественный, эстетический идеал. Одновременно общество выступает и как субъект-медиатор, наделенный самостоятельным статусом, определяющий в той или иной степени социальный заказ, субстанциональность самих культурных практик, включая их легитимацию, возможности интерпретационного спектра, рецептивные модальности. Время, историческая эпоха генерирует, актуализирует, трансформирует смыслы. Адекватное понимание культуры возможно только в конкретно-историческом, социальном контексте: вырванная из исторического контекста, она не подлежит достоверному описанию и интерпретации [2].

Методология хронотопа в полной мере может быть отнесена к дискурсу «ночной культуры»: пространственные координаты в данном контексте представляют город, городскую среду, а временные – ночь, ночное время суток. Здесь всегда незримо присутствует конфликт, интерпретируемый, по Г. Гегелю, как «противоположность, содержащаяся в ситуации». Конфликт, наличествующий в феномене «ночной культуры города», заложен в структуре самого хронотопа. В нем взаимодействуют, совмещаются некие противостоящие друг другу данности: город как наиболее яркая форма искусственно сотворенного пространства, символ и синоним освоения человеком окружающей его среды, и – ночь, как максимально удаленный от практической деятельности, трудный для интериоризации, «чужой» и чуждый для человека временной континуум.  

«Город и ночь» – тематика, дающая широчайший простор для исследовательской активности: данный хронотоп наличествует в любой городской цивилизации Востока и Запада, практически в каждом историческом периоде. Есть, однако, некие факторы, выделяющие из этого ряда европейский вариант хронотопа: современная ночная культура города обязана своим развитием более всего деятельности «прометеевского» человека, поскольку формировалась «с подачи» Запада, вместе с развитием его технического потенциала. Исторически именно Западной Европе принадлежит «пальма первенства» в освоении пространства ночи, его колонизации, проходящей в ситуации совмещения и синхронизации разноплановых модусов города и ночи – открытых диссипативных структур, обладающих большим количеством степеней свободы. Вследствие этого именно в западной культуре получил свои наиболее выраженные формы конфликт, заложенный в структуре хронотопа ночного города. В рамках истории зарождения, созревания конфликта, многочисленных форм его онтологизации и будет рассмотрен в этой статье феномен ночи.

Ночное время, глубина ночи принадлежит космическому универсуму и не подвластна человеческому произволу. Однако для создателя европейской культуры, «прометеевского» человека, олицетворяющего западный мир, нет ничего запретного. Его, «желавшего создать мир по собственному образу и подобию», В. Шубарт назвал «прометеевским» «по имени гордого титана, восставшего против богов». Этот «героический человек видит в мире хаос, который он должен оформить своей организующей силой. Здесь все в движении. Миру ставятся цели, определяемые человеком» [3].

Человек – создание дневное. Для него характерна дневная активность, а ночное время предназначено для сна. Для подтверждения этого тезиса можно обратиться к Божественному Шестодневу: как известно из книги Бытия, Бог творил днем, и человек, его создание, также явился плодом дневного труда. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их… И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой» [4] .

Но и без апелляции к столь авторитетному для европейской культуры источнику, простые физиологические наблюдения свидетельствуют о достоверности данного положения. Как известно, формирование тех или иных органов происходит согласно условиям среды обитания, как приспособление к окружающей среде, которое осуществлялось на протяжении длительного времени. Морфологическая эволюция, ранние этапы антропогенеза, конечно, не могут быть соотнесены с существованием городской культуры, с появлением самих городов. Морфология, однако, в данном аспекте показательна.

Вся деятельность Homo sapiens тесно связана со зрением, почти всю информацию – до 90 % – мы получаем из этого источника. Наши глаза, однако, плохо видят в темноте, у нас нет для этого специально адаптированного бинокулярного зрения, нет специального зеркального слоя за сетчаткой, как, например, у кошки. Органы чувств человека, его специализированная периферическая анатомо-физиологическая система, обеспечивающая  получение и первичный анализ информации из внешней среды, развита намного слабее, чем у животных, тех из них, которые ведут ночной образ жизни. Мы хуже видим, слышим в более узком звуковом диапазоне, различаем меньше запахов, в целом плохо ориентируемся в темноте. Зато человек обладает поистине драгоценным даром природы – возможностью наслаждаться богатством цветового спектра, «цветным» зрением, которого лишены сумеречные и ночные животные, почти не различающие цвета (например, волки и другие хищные звери).  

Итак, человек не приспособлен для ночной жизни. Его территория обитания должна быть залита светом. Согласно христианским догматам, свет, как и сам человек, также является творением Божием. Он был создан в первый день, как основа, особая среда и почва для всей последующей креативной деятельности. «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы» [5]. Именование, имевшее в древние времена особый мистический смысл, так же было произведено незамедлительно: «И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один». Библейский, христианский аспект ономастики ночи надолго закрепится в европейской традиции: ночь и тьма станут синонимами, приобретя в дальнейшем соответствующие этические коннотации. Таким образом, все последующее творчество связано с отделением тьмы от света, с обособлением дня и ночи. Для управления ими создаются светила, ставшие важнейшими символами в культуре разных народов: «И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды… И управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы…И был вечер, и было утро: день четвертый» [6].

О восприятии ночи в первобытную эпоху известно чрезвычайно мало. Последняя являет собой идеальный пример бессобытийной, «долгой» или «спящей истории». Для нее характерны архаические ритуалы, появление исходных образов, заложивших основание для юнгианских архетипов, зарождение символических систем. Миф и магия, тотем и табу формировали первобытную картину мира, обслуживали устную традицию и коллективную память общества, определяя синкретизм когнитивно-эмоционального комплекса. Поскольку человек еще не выделился из природной среды, он одушевляет и персонифицирует окружающий его мир, слабо воспринимая различия между социальными и природными явлениями. Среди первых закономерностей, отмеченных им, естественно, оказались и суточные ритмы природы: смена дня и ночи, смена светил воспринимались как порядок, установленный высшими силами, стабильный и неизменный, необходимый для существования мира. И в то же время ночная тьма, делая человека беспомощным перед окружающими его опасностями, вызывала чувство всепоглощающего страха, закладывая тот самый эмоциональный комплекс, который у последующих поколений будет корениться глубоко в подсознании как один из архетипов ментальности, выплескиваясь в определенных ситуациях наружу волной панического первобытного ужаса.

В античности формируется развернутая, сложная, генетически неоднородная картина мира. Ночь занимает в ней вполне определенное, в известной степени доминирующее положение. Судя по мифам, первоначальное состояние мира представлялось как хаос, подобный библейскому, изначально пустое и бесформенное, зияющее пространство. Он присутствует в мифологии, в «Теогонии» Гесиода, философии Платона и Анаксагора. Хаос рождает Эреба, беспросветный мрак, принадлежащий подземному миру, и всемогущую Никту, Никс, персонифицирующую ночь. Происхождение и родословная богов в подробностях изложены у Гесиода:
[116] Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом
[117] Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,
[118] Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких,
[122] Черная Ночь и угрюмый Эреб родились из Хаоса.
[123] Ночь же Эфир родила и сияющий День, иль Гемеру:
[124] Их зачала она в чреве, с Эребом в любви сочетавшись [7].

Согласно Гесиоду, Ночь – универсальная «мать богов»: от союза мрака и ночи рождаются их полные противоположности – сияющий свет, Эфир и день, светлая Гемера. Ночь – могущественная богиня: она рождает стихии не только от своего брата-супруга, но и самостоятельно, не только светлую Гемеру, но и Смерть, Сон, Злословие, Мщение и другие губительные и роковые существа – Голод, Забвенье и Скорби, Битвы и Убийства, Беззаконие. Важно, что Танатос, Гипнос, Эриду, Немесиду, Мома и другое зло этого мира она рождает уже сама. Ночь – всепорождающая сила, она воплощает в себе рождение и смерть, бесконечный кругооборот возрождения природы и человека [8].

Великая богиня Никта символизировалась женской фигурой в черных, усыпанных звездами одеждах, держащей на руках своих детей: на одной руке черного ребенка (Смерть), а на другой белого (Сон). Ее символы – звезды и Луна – запечатлены в поэзии: так, Эсхил представлял Луну оком темной ночи. Другие атрибуты – черные крылья, мак, сова также стали традицией, символами, неоднократно воспроизводимыми в изобразительных искусствах, в поэзии – например, именно такой предстает она в стихотворении  Анны Ахматовой «Nox». Поэтесса обращается к статуе «Ночь» в Летнем саду, которую спасали от бомбежек в 1942 г.:

Ноченька!
В звездном покрывале,
В траурных маках, с бессонной совой…
Доченька!
Как мы тебя укрывали
Свежей садовой землей.

Как божество космического начала, стихийной первоосновы мира, Ночь занимала особое место в греческом пантеоне: грозную богиню боялись и почитали боги и смертные. Она была отделена от светлой когорты олимпийцев – ее жилище находилось в бездне Тартара, к которому не осмеливался приближаться даже царь, повелитель богов и людей Зевс. Там же обитали другие божества, связанные с космическим порядком – Эреб, Танатос, хтонические боги Аид и Персефона. В бездны мрака не заглядывало солнце, но тьма сама была светоносна, она способна была осветить и  возродить мир – идея, что свет рождается из тьмы, оказалось в этом плане чрезвычайно жизнеспособной. Она надолго переживет античность, будет воспринята христианством, продолжится в искусстве и литературе, поэзии и философии.  

Ночь, звездное небо становится звездной колыбелью человечества: «таинство возрождения человека и мира всегда совершается ночью» [9]. И не только в античности: об этом свидетельствует длительная история искусства, идущая с глубокой древности через античность и средние века к нашему времени – вплоть до «Звездной ночи» Ван-Гога. Об этом говорят раннехристианские мозаики в церквах Равенны, на которых изображено звездное небо, «Ночь» Микеланджело в Капелле Медичи и др. Таким образом, уже в античности был сформирован богатый семантический потенциал ночи, позволивший впоследствии сделать ее одной из любимейших тем в искусстве. Ночь – это идея и образ, природное явление и космическое начало, грозная богиня, дарующая сон, смерть и новое рождение. Античные представления во многом предвосхитили спектр многообразных интерпретаций, которые будут влиять на смысловой контент ночи в последующие столетия. Они, однако, не будут практически задействованы вплоть до рубежа Нового времени, до того периода, когда начнет оформляться ночная культура города.

Какой же была реальная ночь в античном городе? Имелись ли какие-либо специфически ночные культурные, социальные практики? В античности, как и в другие эпохи, город в первую очередь являлся экономическим, административным, культурным центром, он концентрировал в себе торговлю и ремесла, управление и религиозные культы, он создавал досуг, возможности для свободного времяпрепровождения своих жителей, предлагал развлечения, занятия искусством или наукой. День, дневная активность жителей определяли роль города в античном мире: жизнь человека «достигала своего кульминационного пункта днем, в обществе, на площади». «На Олимпе царит вечный свет ясного южного дня. Аполлоновский час – высокий полдень…» [10]. Производственная, общественная деятельность, управление полисом, отправление большинства религиозных культов осуществлялось в дневное время.

Это же касалось и досуга, который рассматривался как  одна из главных ценностей в жизни свободнорожденного грека: рабство в известной мере позволяло исключить из жизни свободных тяжелый физический труд, в целом минимизировать труд людей, зарабатывающих на жизнь. Греческие и римские граждане тем самым освобождались для иных, более «высоких» занятий: искусством, спортом, политикой, интеллектуальной деятельностью. Большое значение приобрела самоценная и самодостаточная сфера жизни – высокий Досуг: он рассматривался Аристотелем как конечная цель существования благородных греков – «людей свободнорожденных и культурных», заключал в самом себе и наслаждение, и блаженство, и счастливую жизнь и предназначен был незанятым людям, тем, кто может им пользоваться. Интеллектуальная деятельность была доступна далеко не всем, на более простом, профанном уровне она вытеснялась привычными и будничными занятиями спортом, пребыванием в гимнасиях и на агоре, дружеским общением на симпосионах. Последние начинались ближе к вечеру, когда спадала жара и могли продолжаться заполночь. В этом смысле их можно с определенными оговорками отнести к «ночному» дискурсу, хотя они и не позиционировались как однозначно ночное времяпрепровождение.  

Жизнь в античности была «дневной» жизнью, за исключением особых случаев. К последним относились развлечения римских императоров и знатных патрициев «эпохи падения нравов», ночные кутежи, бесчинства, привлекательность которых усиливалась покровом мрака, праздники в садах, пиршества, всевозможные увеселения «золотой молодежи», то есть то, что отрицало и профанировало «старые добрые нравы», консервативную мораль предков. К «ночным» можно причислить и большинство криминальных явлений – грабежей, насилия, разбоя. С другой стороны, в русле традиционных практик находились ночные обряды, связанные с культами земли и мертвых, с почитанием «ночных» богов, то есть хтонические ритуалы. К ним относились греческие, посвященные Гекате, Деметре и Персефоне, а также римские, точнее, заимствованные Римом культы Аттиса и Адониса, Осириса и Исиды. Самой Никте не было посвящено специальных обрядов, поскольку возрождение и смерть обыгрывались через Дионисийские праздники, Элевсинские мистерии, культы других умирающих и возрождающихся богов.  

Ночными являлись знаменитые Элевсинские мистерии – сакральный ритуал, общегреческий праздник, посвященный Деметре и ее дочери Персефоне. Они начинались торжественным шествием в Элевсин, где позднее в подземном храме разыгрывалось некое таинственное, мистическое действо. До сих пор историкам полностью не удалось реконструировать культ этих богинь, поскольку к священнодействию в храме допускались лишь избранные, прошедшие определенный отбор, подготовку, испытания: «мист» означало «посвященный». В сложных Элевсинских ритуалах предполагают наличие психотехники, но достоверно известны только отдельные элементы процедуры отбора и подготовки кандидатов, такие, как пост, очищение, проверку на благонадежность и др.  

В Риме ориентация на дневное время подтверждена наличием временного рубежа – «часа бани», приходящегося зимой на второй час дня, летом – на третий. «Час бани», о котором писал Плиний Младший, отделял деловую, рабочую часть дня от досуга – обеда в компании друзей [11]. Римский обед, кена, названный позднее по греческому примеру симпосионом, был важной традицией античного быта. Он знаменовал окончание дневных трудов и открывал время отдыха: общения, развлечений, так как после обеда не принято было возобновлять работу. Дневными были популярные развлечения римлян, более разнообразные, чем у греков: к времяпрепровождению на форуме добавлялось посещение терм, зрелища – театральные и цирковые представления, спортивные состязания, гладиаторские бои.

В статье в качестве иллюстраций были использованы произведения В. Ван Гога «Звездная ночь» и «Звездная ночь над Роной», Ж. Уолл «Королева ночи», К. Коровина, А. Лентулова «Ночь на Патриарших прудах», Дж. Манна «Лос Анжелес», И. Айвазовского «Сотворение мира», Микеланджело «Сотворение Адама», Я. Брейгеля Младшего «Бог создает Солнце, Луну и звезды», Ю. Клевера «Лунная ночь», А. Фантен-Латура «Королева ночи», Д. Бонацци «Ночь», Микеланджело «День и Ночь», Ж. Девиля «Женщины Элевсина», И. Крамского «Русалки», «Бал при дворе Генриха III» (французская школа), Ш. Седлачека «Галантная сцена», Э. Вильямила «Танцы во дворце», К. Коровина «Парижский бульвар ночью», А. Тулуз-Лотрека «Танец в Мулен-Руж», К. Коровина «Ночной Париж», Дж. Миллеса «Офелия», Э. Морган «Ночь и Сон», П. Пюви де Шаванна «Мечта» («Сновидение»), Дж. Манна «Огни Таймс-Сквер».
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] От заката до рассвета. Ночь как культурологический феномен: сб. статей / ред.-сост. Е.В. Дуков. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005; Ночь: Ритуалы, искусство, развлечения. / Глубины темноты. Ред.-сост. Е.В. Дуков. М.: ЛЕНАНД, 2009; Ночь: закономерности, ритуалы, искусство: Вып. 3 / ред.-сост. Е.В. Дуков. М. ; СПб..: Нестор-История, 2012.
[2] Флиер А.Я. Культурные ландшафты социального пространства // Флиер А.Я. Избранные работы по теории культуры. М.: Согласие, 2014. С. 304.
[3] Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: Русская идея. 2000. С. 10-13.
[4] Библия. Бытие 1; 27, 31.
[5] Библия. Бытие 1; 1-4.
[6] Библия. Бытие 1; 16, 18, 19.
[7] Гесиод. Теогония. Труды и дни / Пер. В. Вересаева // Эллинские поэты VII—III вв. до н. э. Эпос. Элегия. Ямбы. Мелика / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М.: Ладомир, 1999.
[8] Лосев А.Ф. Античная Ночь и социально-историческое сознание древних // Acta Conventus XI "Eirene". Varszawa, 1971, p. 355-366.
[9] См., например, Акимова Л.И. К проблеме «геометрического» мифа: шахматный орнамент // Жизнь мифа в античности. Материалы научной конференции «Випперовские чтения – 1985» (вып. XVIII). Ч. 1. С. 66.
[10] Шпенглер О. Закат Европы. М.: Искусство, 1993. С. 241, 240.
[11] Кнабе Г.С. Древний Рим – история и повседневность. М.: Искусство, 1986. С. 124.

© Козьякова М.И., 2017

Статья поступила в редакцию 2 августа 2016 г.

Козьякова Мария Ивановна,
доктор философских наук, профессор
Высшего театрального училища (института)
имени М. С. Щепкина при Государственном
Академическом Малом театре России
e-mail: markoz@yandex.ru