О.А. Жукова

Философия и теория культуры в анализе современности

Аннотация: В анализе прецедентов социального и культурного творчества гуманитарная наука стремится представить результаты исследования в виде целостной картины. Плюралистическая ситуация современности предполагает выработку новой методологии описания и интерпретации реальности культурного бытия человека. По мнению автора, функцию сборки множественных картин понимания реальности может взять на себя философская теория культуры.

Ключевые слова: философско-культурологический подход, дескриптивное и оценочное знание, философская теория культуры, рациональное и иррациональное, самоидентификация, традиция, инновация, социальный опыт.

1. Культура как предмет исследования, вероятно, самая сложная и многоаспектная реальность человеческого бытия. Попытка объявить определяющим какой-либо из сложившихся и даже завоевавших научное признание подходов к ее изучению заранее обречена. В то же время, существующие в философии, культурной антропологии, социологии, культурологии научные направления и школы, в рамках которых формируются мировоззренческие взгляды и методологический инструментарий исследователей, вполне заслуженно и справедливо могут претендовать на известный универсализм и объективную доказательность своих теорий. Как представляется, культура как духовно-материальная история жизни человеческого сообщества, может быть исследована усилиями многих гуманитарных наук – философии культуры и религии, теории и истории культуры, социологии культуры, религии, искусства, эстетики и этики, искусствоведения и богословия, культурной антропологии, философии творчества, психологии. Этот список можно продолжить. Другое дело, что любое опытно-научное освоение реальности культуры и человека будет стремиться представить результаты исследования в виде целостной картины. И здесь функцию сборки множественных картин понимания реальности может и должна взять на себя философски фундированная теория культуры. Собственно такой философско-культурологический подход становится сегодня для меня определяющим. Как философ, теоретик, историк и социолог культуры, рассматривающий исторические прецеденты социального творчества в высоких практиках культуры – религии, искусстве, философии, политике, – я нахожу его наиболее продуктивным и считаю, что он вправе претендовать на методологическое лидерство в современном социально-гуманитарном знании.

Что касается анализа современности, то проблема поиска универсальной научной теории современной культуры (на базе философии культуры, теоретической культурологии, культурной антропологии, фундаментальной социологии) отражает полистилистическую, конфликтную культурную ситуацию современности. С точки зрения теоретиков постмодерна такая генерализующая теория вообще вряд ли возможна. Утверждать, на мой взгляд, можно только одно: исследуемая реальность меняется вместе с исследующим ее автором, независимо от того, наблюдает ли он за ней как за объектом, или опытно переживает. Знаменитое положение эйнштейновской теории релевантно не только для описания и интерпретации системы «человек – физическая реальность», но и для других социальных систем: «человек – культура», «человек – история», «человек – человек». Согласно принципу дополнительности, в исследованиях культурной реальности возможен выход и за пределы социальности – в особый тип взаимно обусловливающих друг друга отношений «человек – Духовный Абсолют».

Об этом способе исследования, как и о самой связке человека с Иным, которая в многообразных исторически сложившихся практиках религиозности составляет метафизический центр жизни культуры, следует сказать особо. Культурным антропологам принадлежит тезис о неустранимости религиозных (магических, мифологических) представлений из сферы культуры, на каком бы уровне развития структур мышления и этапе социальной дифференциации общества она не находилась. Современная культура дает богатейший материал для исследования подобных феноменов в практиках не только традиционных религий, но и в новых субкультурных формах квази-религий и культов (оккультных, магических практик). Новое торжество иррационального вытесняет интеллектуально проработанные и институализированные формы религии со стройной системой представлений о трансцендентном и имманентном в человеке, нравственных ценностях, духовных идеалах, смысле истории, смерти и бессмертии, природном и социальном порядке. Плюральная композиция современной культуры не только допускает возможность подобных опытов, но и настаивает на толерантном отношении к ним. С точки зрения методологии установка исследователя должна в этом случае стать принципиально релятивистской. Но тогда дескриптивное и нормативное знание рискуют никогда не «встретиться» в интеллектуальном пространстве современной культуры. Представляется, что это противоречие может быть преодолено в рамках интегрального философско-культурологического подхода, который предполагает как получение объективного знания  на основе обработки и описания фактов культурной реальности, так и ее философской интерпретации, допускающей оценочные (мировоззренческие) суждения.

Суть данного подхода в исследованиях исторических и актуальных практик (прецедентов, опытов, феноменов, артефактов, процессов) культуры состоит в том, что собственная природа человеческих целей заключается в преодолении пределов возможного опыта. Настоящий тезис базируется на признании целесообразности всякого человеческого действия. Осуществляемое автоматически, как своего рода культурный инстинкт, настоящее действие не обнаруживает трансцендирующей природы цели. Но человек не может не оценивать свою способность трансцендировать за положенные ему природой пределы, так как именно в этом находит свое отличие от окружающих его живых существ, ограниченных биологической программой. В этом случае самооценка человека возможна лишь относительно абсолютного деятеля, внеположного ему и способного преодолевать любые пределы. Здесь и появляется проблема абсолютной меры, относительно которой человек и может себя оценивать. Как нам представляется, генезис идеи трансцендентного в культурной истории человека связан именно с данной  возможностью его самооценки относительно Абсолюта. При этом выстраивается значимая для характеристики данного исследовательского подхода смысловая взаимосвязь: насколько человек соответствует подобной самооценке, настолько он и соответствует себе. Результатом самооценки человека относительно абсолютного деятеля является понимание, что в горизонте трансцендентного целостный результат его жизни не может быть исчерпан даже теми границами, которые он прочерчивает себе сам.

В методологическом плане такие исследования актуальной культуры не исключают традиционные для гуманитарного знания подходы: социально-исторический, историко-философский, собственно культурологический, герменевтический, семиотический и т.д.

Еще раз подчеркнем следующий факт. Многие исследователи сегодня отмечают кризис высокой рациональности, выраженный практикой и ценностями научного знания так, как оно институализировалось в проекте европейского модерна. При том, что наука остается, казалось бы, главным локомотивом технологического развития, сам рационализм приобретает иррациональный оттенок – в опытах генной инженерии, в активной виртуализации информации и социальных коммуникаций, в политических практиках доминирующих демократий, насаждающих свои интересы поверх международного права. Как уже было отмечено выше, всплеск иррационального заставляет вспомнить тезис Р. Барт о тотальности мифа и, вслед за классиками культурной антропологии Б. Малиновским, А. Радклифом-Брауном, К. Леви-Строссом, Л. Леви-Брюлем признать бытие религиозного, магического и мифологического универсальной характеристикой культур любого типа и сложности социальной организации. Можно отметить и наблюдающуюся сейчас конвергенцию религии и науки, которые с эпохи Возрождения активно размежевывались, достигнув кульминации в философии Просвещения. Поэтому вопрос о научной и (или) иной истине должен существовать сегодня в виде научной или мировоззренческой дискуссии, но никак не в форме непримиримой идеологической борьбы. Только корректная, грамотная дискуссия – диалог по сути – поможет найти новые подходы для обсуждения этой знаковой для современности проблемы. Результатом подобного диалога, оформляющего научный дискурс современного гуманитарного знания, станет целостное восприятие и понимание реальности культуры в диалектике ее исторических изменений и форм культурного творчества.

При этом основным моментом, проблематизирующим исследование актуальной культуры как целостности, оказывается характер и способ наследования культурной традиции в трех основных формах: сохранения – консервации и (или) рутинизации, отрицания – полного разрыва или радикального обновления, освоения – переосмысления и творческого развития [1]. Подобный подход во многом определяет выбор тех или иных социальных и творческих практик в анализе путей и способов осуществления культурной преемственности, которые являются наиболее репрезентативными в выявлении специфики типа культуры и самосознания личности (человека, включенного в социум) в процессе сохранения, трансформации или переосмысления сложившейся культурной традиции. Как подчеркивает ведущий российский теоретик культуры А.Я. Флиер, «любая соотнесенность традиционности и инноватики в какой-либо конкретной культуре не отменяет того факта, что базовой основой культуры (основой ее исторической устойчивости) все-таки является традиция – опыт, реализующий практически оправдавшие себя нормы деятельности» [2].

Если понимать под традицией культурно оформленный в истории результат отбора и трансляции прецедентов социальной деятельности, то справедлив и тезис культуролога о том, что именно накопление и передача социального опыта функционально обеспечивает воспроизводство сообществ [3]. Можно согласиться с исследователем, что «в определении параметров “культурности” явления (события) все-таки наиболее универсальным критерием измерения остается степень его традиционности или нетрадиционности. Это и является “нулевой точкой отсчета” в определении характеристик того или иного культурного порядка» [4].

2-5. В данном контексте стоит отметить, что пути развития культуры на рубеже ХХ-XXI века крайне сложны. Даже по отношению к опыту культуры ХХ века, с ее манифестацией современности, активно переосмысляющей или даже отказывающейся от наследия прошлого, актуальная культура продолжает прирастать новациями, даже ретроспекцию рассматривая как свободную «игру разума» – рафинированную интеллектуальную рефлексию, нередко стилизующуюся под прошлое с целью деконструкции как прошлого, так и настоящего. Об этом мне неоднократно приходилось писать и в отношении ситуации, складывающейся в современной культуре России [5]. Актуальная культура, составляющая духовно-интеллектуальное, эстетическое и этическое содержание социальных процессов современности, которая конституирует опыт и новой России, предстает как противоречивый процесс выстраивания новых целостных образов культуры, нередко противостоящих друг другу в своих метафизических (или антиметафизических) интуициях. Это демонстрирует, на наш взгляд, глубинную тенденцию формирования образа современности как постнеклассического этапа развития культуры, рефлексирующего над всей прежней исторической традицией, включающей в себя уже не только собственно национально-культурный архетип, но и иные существующие культурные предания и возникающие социокультурные прецеденты – индивидуальные или коллективные.

Современные представители национальных культур, как и носители элитарных ценностей мирового культурного наследия, поставлены в условия цивилизационного «многоголосия» – острой конкуренции стилей жизни. Универсалистская мощь технологий, принцип автономности веры, которая является актом свободного выбора личности, разрушает механизм трансляции традиционных ценностей и образа жизни, ведет человека современной культуры к утрате не только метафизического «чувства», но и к отсечению исторической памяти, как таковой. Кругозор массовой культуры невысок, особенно в том случае, если человек не выходит за пределы функции потребления, становясь объектом манипуляции со стороны кредиторов «общественного мнения» – политиков, идолов масс-культа, идеологов религиозного фанатизма, теоретиков релятивизации и деконструкции всех ценностей, прежде обеспечивающих сохранение культуры и самого человека.

На наш взгляд, без включения механизма культурной памяти, осуществляющего преемственность социального и духовного опыта, на личностном и на коллективном уровне невозможно осуществить  процесс культурной самоидентификации. А это значит, что невозможно  найти себя ни в пространстве национальной, ни во времени-пространстве мировой культуры. И именно поэтому для рефлексирующего, автономного сознания человека современной культуры необходима «прививка» культурологического мышления, формируемого важнейшими социальными институтами – семьей, образованием, художественно-творческими и религиозными институциями, наконец, государством, реализующим социально-культурную политику. В этом процессе философия и теория культуры может и должна обеспечивать интеллектуальную разработку интерпретационных моделей культуры и сценариев ее развития для продуктивного существования человека и общества.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Подробнее об этом см: Жукова О.А. Исторический образ России: традиция и традиционализм // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2007. № 4. С. 56-60.
[2] Флиер А.Я. Культурные роли в процессах социального действия // Вопросы культурологии. 2013. № 1. С. 14.
[3] Подробнее об этом см.: Флиер А.Я. Социальный опыт как основа функционирования и исторического воспроизводства сообществ // Общественные науки и современность. 2002. № 1. С. 166-183.
[4] Флиер А.Я. Культурные роли в процессах социального действия. С. 14.
[5] См.: Жукова О.А. Культурная идентичность, культурное наследие и культурная политика России // Знание. Понимание. Умение. 2009. № 2. С. 25-30.
 

© Жукова О.А., 2015

Статья поступила в редакцию 3 декабря 2014 г.

Жукова Ольга Анатольевна,
доктор философских наук,
профессор кафедры практической философии
Национального исследовательского университета
«Высшая школа экономики»
e-mail: logoscultura@yandex.ru