А.Я. Флиер

Власть и культура:
самоорганизация общества по модели вертикальной иерархии

Аннотация. В статье рассматриваются основные мотивации упорядочивания социальной жизни и структурирования общества, а также формирования социального сознания, свойственные политической власти и культуре, и их приверженность вертикальной иерархической модели организации общества и формы символического выражения этого принципа в культуре.

Ключевые слова: власть, культура, социальный порядок, структурирование общества, управляемое и стихийное самоупорядочивание, иерархичность.
 

Вопрос о сходстве политической власти и культуры уже успешно исследовался специалистами [1]. Речь идет, конечно, не о тождестве обоих феноменов, а только о похожести некоторых их социальных функций; в частности, об определенном сходстве идеологических задач власти и культурной идеологии [2]. Разумеется, под культурной идеологией имеется в виду не политическая идея, отражающая практические интересы власти, а ценностная иерархизация мира в сознании каждого человека, что также можно считать его общекультурной идеологией. Сходство заключается в стремлении к упорядочиванию мира и представлений о мире, что свойственно как власти, так и культуре. Разумеется, у этого стремления власти и культуры к порядку, наблюдается разная мотивация.

Власть стремится упорядочить социальную реальность прагматически и осознанно, поскольку упорядоченной и структурированной реальностью проще управлять. Порядок всегда удобнее хаоса, и управление им более эффективно и системно. Упорядочение и социальное структурирование человечества начиналось в глубокой древности и в стихийном режиме. Представляется, что сначала сложились протоэтносы – племена. В них уже появились первые структуры власти – вождества (чифдомы) [3]. Затем в неолите началось разделение людей на профессии (отрасли деятельности), потом появились города, государства, сословия, конфессии, а в них цари, жрецы, чиновники, воины. Стихийная самоорганизация человеческих общин все больше трансформировалась в управляемую. И роль власти как инструмента управления последовательно повышалась. Политическая власть – это одно из самых ранних социальных изобретений человечества, рожденное в интересах его практической самоорганизации.

Стремление же культуры к упорядочиванию социальной организации и представлений людей о мире всегда было стихийно и связанно с общей тенденцией природы к упорядочиванию материи. Это имеет место и в косной материи, которая самоорганизовывается в какие-то определенные структуры (например, в кристаллические решетки), и, тем более, подобная тенденция свойственна живой материи, которая самоорганизовывается в самодостаточные организмы, живущие обособленной жизнью. Почему? Упорядоченные формы оказываются более устойчивыми в своем существовании к воздействию внешней среды, чем хаотичные. Такая же самоорганизация имеет место в коллективном существовании биологических популяций (стад, стай, косяков, роев и т.п.). В них, как правило, есть вожак, дающий указания, есть его клевреты, применяющие силу для исполнения указаний вожака, и есть вся остальная популяция, делящаяся на половые и возрастные группы, различающиеся своими функциями и социальными ролями [4]. Конечно, здесь приведен пример организационной структуры популяции высших животных (обезьян); у более низких таксонов она более примитивна, но какая-то организация есть и у них.

Человеческая культура по существу является развитием принципов подобной организации популяции, обеспечивающим ее устойчивость некоторыми общими правилами поведения. Другое дело, что культура сама имеет горизонтальную сетевую структуру, что не очень органично сочетается с вертикальной иерархической системой власти. Но это уже отдельный вопрос, требующий самостоятельного рассмотрения. Здесь же имеет место трансляция принципов этой упорядоченности в сознание людей, свободно выбирающих модель своего социального поведения. Животные исполняют свои роли в этой программе инстинктивно, не имея свободы выбора варианта поведения. При этом нужно учитывать, что человеческая культура исполняет свои упорядочивающие функции, как представляется, ради повышения устойчивости общества к любым внешним воздействиям и переменам среды обитания, в которых постепенно нарастала доля изменений социально-исторического порядка. На раннем этапе истории, чем более сплоченным и организованным было общество, тем более устойчивым оно оказывалось к различным ситуативным переменам. Позднее все это усложнилось, и более важными стали иные особенности культуры. Разумеется, культура не живое существо и осуществляет свои функции не осознанно, а в рамках общей биологической программы популяционного выживания [5]. Это принципиально отличает ее от власти.

Такая модель культурной саморегуляции сложилась тоже стихийно, параллельно с моделью практической социальной самоорганизации и существовала долгое время неразрывно с ней. Лишь с появлением первых государств, царей, жрецов и т.п. произошло разделение практической организации общества под контролем власти и его культурной саморегуляции, способствовавшей власти, но функционировавшей самостоятельно и стихийно. Основной задачей культуры стала образная символизация порядков социального существования и формирование лояльного к ним отношения.

Но это было в городах. В сельской же местности, где политическая власть и официальная религия долгое время не имели серьезного влияния, культурное саморегулирование оставалось единственным организатором практического социального поведения людей и основной формой социальной упорядоченности их жизни.

Культуру никто не изобретал. Культура – это специфическая форма человеческих взаимодействий и коммуникаций, имеющая адаптивную природу, складывавшаяся постепенно по мере биологического становления человеческого вида. Даже такие сложные явления культуры как искусство и религия появились очень рано, еще на неандертальской ступени эволюции, потому что они тоже являются формами взаимодействия и обеспечения человеческих интересов. Художник создает свое произведение ради того, чтобы его увидели другие люди и восприняли заложенные в нем смыслы. Религия – это конвенция между человеком и Богом, заключаемая с тем, чтобы обеспечить бессмертие человеческой души. Потребность во всем этом возникла очень рано, и сложные формы удовлетворения этой потребности тоже появились еще на заре культуры.

При этом важно понимать, что культура упорядочивает и удовлетворяет в основном индивидуальные интересы человека (социальные, интеллектуальные, эмоциональные, информационные), а власть – коллективные интересы общины (преимущественно политические и экономические). Хотя в разные периоды истории границы между индивидуальным и коллективным интересами меняли свою четкость. Но все это осуществимо лишь при условии исторической устойчивости сообществ.

Вопрос об исторической устойчивости сообществ совсем не так прост, как кажется на первый взгляд. В трудах античных историков упоминаются десятки народов, не сохранившихся в истории. Очевидно, в большинстве случаев они не погибли физически, а просто ассимилировались в каких-то иных народах. Точно так же множество народов средневековой Европы не дожило до наших дней. Приведу конкретный пример. Еще в XVII веке гасконцы фигурировали как отдельный народ, живший на юго-западе Франции и имевший самостоятельный язык. К настоящему времени они практически ассимилировались во французах. В позднем средневековье самостоятельными народами были бретонцы и провансальцы. Где они сейчас? И они ассимилировались во французах преимущественно по причине вхождения в единое французское национальное государство. Вместе с тем, до сих пор сохраняются некоторые народы, веками не имевшие собственной государственности (например, чехи, венгры, фламандцы, каталонцы, баски). Очевидно, самобытного потенциала их культуры хватило на то, чтобы противостоять ассимиляции. Почему? Непонятно. Специалистам до сих пор не ясен набор факторов, по которым одни культуры сохраняют высокую историческую устойчивость, а другие нет.

Культура не только упорядочивает общество в его практической организации, но точно так же упорядочивает межличностные взаимодействия и коммуникации людей. А это уже процесс управления социальной жизнью, не менее эффективный, чем воздействие политики. Вообще культура, с ее фундаментальным свойством устойчивости, и политика, с ее фундаментальным свойством пластичности и адаптивности (т.е. изменчивости), являются двумя принципиальными противоположностями (бинарными оппозициями). Но при этом они дополняют друг друга, участвуя в процессах социального управления.

Социальная регуляция нуждается как в инструменте, обеспечивающим устойчивость основных ценностных установок (что исполняет культура, действующая в режиме стихийного саморазвития), так и в инструменте, обеспечивающим пластичность и адаптивность их актуальных форм (что исполняет политика, осуществляемая властью). В таком случае регулирование социальной жизни общества обретает необходимую полноту и всесторонность.

Упорядочивание – это систематизация. Но систематизации бывают разные, основанные на разных принципах. Например, в биологическом организме органы систематизированы функционально. Все, что функционально избыточно, отторгается. В культуре же систематизация в основном основана на аксиологическом принципе, т.е. на оценках типа хорошее/плохое, красивое/безобразное, полезное/вредное и т.п. Но такие оценки, как правило, условны и субъективны. То, что одному кажется хорошим, другому кажется плохим, одному – красивым, другому – безобразным. Например, в христианском мире в знак траура одеваются в черное, а в буддийском мире траурной одеждой считается белый наряд; в Японии красный цвет символизирует сакральное [6], а в России, наоборот, мирское и профанное и т.п. Все это очень субъективно и основано преимущественно на том, что так принято издавна. Т.е. на авторитете исторической памяти. Конечно, «обычно» – это еще не «всегда». Бывают и исключения. Но статистически в культуре такой условно-субъективный подход к оценкам преобладает. Об этой условности культурного упорядочивания всегда нужно помнить.

Методы управления социальным порядком у власти и культуры различаются. Власть управляет посредством награждения за правильное поведение и наказания за неправильное. Награждение обычно бывает материальным или связано со статусным ростом. Наказание заключается в лишении жизни, или свободы, или материальных средств, или статуса. Конечно, номенклатура поощрений и наказаний у власти много шире, но другие ее средства, как правило, являются лишь вариантами перечисленных. Культура же обычно не прибегает к прямым награждениям и наказаниям, а действует через формирование общественного мнения, которое одобряет человека или осуждает его. И такое чисто психологическое воздействие часто оказывается весьма эффективным.

Конечно, власть далека от синергетического понимания порядка и алгоритмов самоорганизации социального хаоса [7]. Это скорее ближе к интересам культуры, поскольку здесь имеет место именно процесс самоорганизации, специально исследуемый синергетиками. Поскольку я далек от математики, мне сложно представлять культуру в рамках «нелинейной неравновесной термодинамики», «теории катастроф» и пр.; об этом должны судить специалисты. Но моделирование процессов культурной самоорганизации в синергетической парадигме, на мой взгляд, имеет большую перспективу.

Есть и еще один элемент совпадения интересов власти и культуры. Это общая схема социального устроения общества, которую власть практически реализует, а культура символически манифестирует. Эта схема вертикального иерархического построения, где любое лицо, находящееся на более высокой социальной ступени, более статусно, чем любое лицо, находящееся ниже. Это имеет прямое отношение к социальной структурированности общества, основывающейся именно на подобной иерархизации. Идеальным воплощением этой схемы является знаменитая феодальная пирамида, на вершине которой находится король, ступенькой ниже – герцоги, ниже – графы, еще ниже – бароны и т.п. [8]. Это, конечно, идеал; реальность была сложнее. Существовали иерархии типа «воюющие – молящиеся – работающие», «центральная власть – региональная власть – муниципальная власть», иерархия церковных чинов и т.п. Замечательной иллюстрацией этой иерархической системы является знаменитая петровская «Табель о рангах» и современная «Табель о рангах Российской Федерации» [9]. Т.е. принцип вертикальной иерархичности и соподчиненности в общем устроении общества и его отдельных функциональных подсистем в той или иной форме имел место повсюду. Но она касалась преимущественно государственной служебной организации общества; культурная организация общества имела совершенно иную, горизонтальную структуру и регулировалась процессами взаимодействия людей на основе совпадения их интересов.

Эта статусная неравнозначность разных людей в государственной системе должна была иметь какое-то наглядное выражение. И вот здесь вступает на авансцену культура, в недрах которой за века истории сложилась система символических отображений статусной неравнозначности людей. Эта неравнозначность проявлялась в:

• одежде, которая всегда соответствовала сословно-статусному положению своего носителя; представитель более низкого сословия не имел права одеваться как человек более высокого статуса; это наказывалось;

• униформе, которая отмечала особый социальный статус своего носителя; рано появилась униформа служителей религии (иерархов, священников, монахов) и придворных; военная и полицейская униформа появилась только в новое время, но и она исполняла ту же функцию;

• чинах, обозначающих ступень в служебной иерархии, достигнутую данным человеком; долгое время различие между чином и должностью было нечетким; и лишь со временем, сложились определения, различающие их по смыслу и обозначающие их соответствие друг другу;

• знаках различия (функции которых отчасти исполнял и весь костюм), символически обозначающих чин, носимый данным человеком, а в некоторых случаях и его служебную должность;

• титулах и почетных званиях, обозначающих почетный статус данного человека, как правило, не имевших прямого должностного соответствия, но способствовавших ускоренному служебному росту человека;

• обращениях, игравших в истории заметную роль; статус или чин человека подчеркивался и соответствующим обращением к нему: ваше величество, ваше высочество, ваша светлость, ваше сиятельство, ваше святейшество, ваше преосвященство, ваше превосходительство, ваше благородие и пр.;

• наградах, отмечавших заслуги человека в конкретных ситуациях; вид награды, как правило, определялся и должностным статусом награждаемого; существовали разные награды для генералов, офицеров и солдат, отдельные награды были для гражданских лиц;

• украшениях, неформально обозначавших социальный статус носителя и его личное богатство;

• гербах и флагах, символически обозначавших индивидуальную специфику своего носителя; поначалу гербы и флаги имели личный характер и обозначали ту или иную персону; лишь позднее они превратились в государственные и территориальные эмблемы;

• статусных атрибутах, отмечавших исключительный статус их носителей: например, короны, венцы, тиары, митры, мантии, скипетры, державы, панагии, посохи, жезлы, булавы, парадное оружие и пр.;

• и некоторых иных менее значимых формах.

Здесь еще не упомянуты постройки (жилые дома, замки, усадьбы, виллы), транспортные средства (верховые кони, кареты, автомобили, личные яхты и самолеты), сопровождающая свита, церемониал появления перед публикой и поведения на публике и т.п., тоже маркирующие социальный статус человека.

Все они иллюстрировали неравнозначность людей; и по этим атрибутам издалека было видно, какой социальный статус имеет тот или иной человек. Подобное статусное неравенство закреплялось и законами. Этим, к примеру, сословие в корне отличается от социального класса: сословия не равны между собой по своим законодательно закрепленным правам, а в классе люди не равны только отношением к средствам производства. Граф мог быть бедным, но по своему социальному статусу он оставался дворянином и феодалом, а крестьянин мог быть богатым, но по своим правам все равно оставался крестьянином. А в социальном классе инженер по происхождению может быть графом или простолюдином; это никакого значения не имеет; он все равно просто инженер. Сословное неравенство соответствовало реалиям истории и той иерархичности устроения общества, которая доминировала тысячелетиями по всему миру. Социальные классы сложились уже в новое время.

Происхождение иерархической модели социальной организации неясно. Судя по всему, она сложилась в биологической среде стихийно и распространена, по крайней мере, в популяциях высших млекопитающих [10]. Человеком она была унаследована автоматически в процессе антропогенеза. Ее достоинства в том, что она проста, стройна и весьма эффективна в управлении. Недаром именно она применяется как схема организации и управления в армии. Но она сомнительна с точки зрения социальной справедливости [11] и постоянно подвергается критике с этих позиций.

Вместе с тем, в Европе существовала и другая модель социальной организации и осуществления власти, отличавшаяся от вертикальной иерархической, где низший подчинялся высшему. Эту другую модель можно назвать горизонтальной сетевой, при которой все граждане равны перед законом, а во власть они избирались на очень ограниченный срок. Некоторые элементы этой модели практиковались еще в Античности, но возродилась она в Европе и Америке только с конца XVIII века, а в ХХ веке стала повсеместно распространенной, неким мировым стандартом осуществления власти. Такая модель власти называется «демократией» [12]. Конечно, демократия и ее принципы сменяемости людей у власти осуществляется полностью далеко не всегда и не везде. По всему миру можно встретить уродливые имитации демократии; но наличие исключений не отменяет правила.

Показательно, что в культуре еще не выработалась система символических манифестаций сетевой модели власти демократии, сравнимой с манифестациями властной иерархии. Возможно, что прошло еще мало времени. Для оформления культурной символики один век – это не время. Нужно несколько веков. Но на сегодня мы можем констатировать, что символической системы манифестации горизонтальной модели власти еще нет.

Таким образом, политическая власть и культура обладают определенным сходством в своем стремлении к упорядочиванию социальной реальности, а также символической манифестации ее иерархической структуры. Но власть и культура руководствуются при этом разными мотивациями и преследуют, в конечном счете, разные цели. Власть интересует большее удобство процедуры управления этой социальной реальностью, а культуру – большая устойчивость человеческого общества к условиям среды и ее изменениям. Однако суммарно они обеспечивают процесс социальной регуляции жизни общества и управления им.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См., например: Антропология власти. Т. 1. Власть в антропологическом дискурсе. СПб.: Изд. СПбГУ, 2006. 493 с.
[2] Бочаров В.В. Истоки власти // Антропология власти. Т. 1. Власть в антропологическом дискурсе. СПб.: Изд. СПбГУ, 2006. С. 14-48.
[3] Крадин Н.Н. Вождество: современное состояние и проблемы изучения // Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности. М.: Восточная литература, 1995. С. 11-61.
[4] Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. М.: Петроглиф, 2009. 352 с.
[5] Lem, Stanislaw. Filozofia Przypadku. Krakоw: Wydawanctwo literackie, 1968 (Лем Ст. Философия случая. М.: АСТ, 2005. 768 с.).
[6] Григорьева Т.П. Японская художественная традиция. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», Институт востоковедения Академии наук СССР, 1979. 368 с.
[7] Трубецков Д.И., Мчедлова Е.С., Красичников Л.В. Введение в теорию самоорганизации открытых систем. 2-е изд. М.: Физматлит, 2005. 212 с.
[8] Илюшечкин В.П. Теория стадийного развития общества. М.: Восточная литература, 1996. 406 с.
[9] Табель о рангах Российской Федерации [Электронный ресурс]. URL: https://forma-odezhda.ru/encyclopedia/tabel-o-rangah-rossijskoj-federacii/ (дата обращения: 11.07.2019).
[10] См., например: Дольник В.Р. Указ. соч.; Tinbergen, Nikolas. Social Behavior in Animals. London: Methuen, 1953 (Тинберген Н. Социальное поведение животных. М.: Мир, 1993. 152 с).
[11] Rawls J. A Theory of Justice. Harvard: Harvard University Press, 1971 (Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1995. 532 с.).
[12] Демократия: государство и общество. Учебное пособие. М.: Ин-т педагогических систем, 1995. 302 с.; Демократия / Под ред. С.В. Сироткина. М.: Звенья, 2001. 126 с.

© Флиер А.Я., 2021

Статья поступила в редакцию 21 августа 2019 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор,
главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева,
профессор Московского государственного
лингвистического университета.
e-mail: andrey.flier@yandex.ru