С.И.Трунев

Свое как чужое, чужое как свое:
две культуры в российском культурном пространстве

Аннотация. В статье излагается авторский взгляд на наблюдаемые и высоко вероятные в обозримом будущем результаты разделения российского культурного поля на «свое» и «чужое». Особенный акцент при этом делается на плодах такого разделения в отечественной науке и образовании.

Ключевые слова. Культура, свое и чужое в культуре, вузовская наука, критерии качества образования.
 

Прежде чем приступить к анализу специфики своего и чужого в пространстве российской культуры, следует пояснить авторское понимание данных категорий. Легче всего свое и чужое различается в пространственном аспекте. Как писал об этом З. Бауман, к определению которого я часто прибегаю: «Близкое – то, что под рукой, – это прежде всего то, что привычно, знакомо, известно до банальности; предметы и люди. Которых видели, встречали, использовали, с которыми взаимодействовали каждодневно, которые вплетены в привычную рутину повседневных дел. <…> А вот «далеко» – это такое пространство, куда если и попадаешь, то случайно, где нельзя предвидеть и предугадать, что произойдет, и не знаешь, как реагировать, когда что-то происходит; это пространство наполнено малознакомыми объектами, на которые нельзя положиться и в отношении которых не чувствуешь никаких обязательств проявлять заботу» [1]. Оппозиция «свое-чужое», таким образом, по существу отражает противоположность близкого, привычного и одобряемого далекому, непривычному и в предельном случае враждебному. При этом, о своем традиционно принято заботиться, в то время как в отношении чужого проявления заботы традиционно кажутся по меньшей мере неуместными: с чего бы это?

В контексте ряда известных внутри- и внешнеполитических изменений, произошедших в России за последние полтора года, понятия своего и чужого обрели гораздо более четкие очертания, нежели имели до этого. Наиболее очевидным стало как пространственное [2], так и культурное отчуждение России от Западной Европы и Америки. Из, казалось бы, незыблемых социально-культурных реалий прошлого уничтожающей критике подверглись понятия демократии и либерализма, равно как и концепт «общества потребления» как таковой. Из, казалось бы, навсегда забытых реалий всплыли из недр социальной памяти понятие России как империи, призывы к жесткой политической власти, а также усеченный и слегка модернизированный комплекс «русской идеи» [3]. Впрочем, некоторые компоненты западной культуры, наиболее прочно укоренившиеся в сознании россиян, пока еще продолжают восприниматься в качестве «своих».

Прежде всего, это касается понятия рыночной экономики, которое, несмотря на постепенное размывание традиционно вкладываемого в него смысла [4], еще позволяет воспринимать современное российское общество как постсоветское. Шедевры отечественного автопрома по-прежнему не пользуются бешеной популярностью у россиян, отдающих предпочтение иномаркам [5]; то же касается одежды, обуви и предметов быта иностранного производства, отнюдь не вызывающих всеобщего отторжения. Незыблемыми остались также два базовых компонента повседневной культуры: фастфуд и кинематограф. И если в сфере фастфуда с гамбургером вполне конкурируют изрядно обрусевшие образцы ближне- и дальневосточной кухни, то в области кинематографа наблюдается практически полное затишье. Не будет преувеличением сказать, что за редким исключением (которого навскидку и не вспомнишь) вся российская кинопродукция, включая мультфильмы, штампуется по западным образцам с несущественными изменениями содержания.

В то же время внешнее (по большей части экономическое и политическое) противостояние России и Запада нашло свое отражение и во внутреннем разделении, т.е. разделении «своего» на свое и чужое. Как было сказано в начале, своим здесь является только то, что входит в сферу государственной заботы. Так, 15 апреля 2015 года (время: 13.58) на официальном сайте Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям была размещена информация о государственной поддержке печатных СМИ: «Государственную поддержку получили проекты, посвященные 70-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., проекты, нацеленные на поддержку отечественного производителя, пропаганду здорового образа жизни, развитие спорта, освещающие вопросы демографии, импортозамещения, местного самоуправления, ЖКХ, внутреннего туризма и другие приоритетные направления государственной политики» [6]. То, что ни наука, ни образование, ни культура не вошли в этот список (разве что в рубрику «другие»), на мой взгляд, явственно повествует о вторичности данных направлений.

Как я уже писал, в области современной российской науки наблюдается тенденция к ее разделению надвое: на науку «чужую», вузовскую, отягощающую бюджет и служащую как бы только для передачи давно устаревших знаний выпускаемым бакалаврам, и на науку «свою», закрытую, которая обеспечивает новые подвиги страны в освоении космоса и повышении собственной обороноспособности. Соответственно этому и распределяются средства: в то время как «высокая» наука получает государственное финансирование, вузовская отдается на откуп вузам и фактически полностью зависит от их финансовых возможностей [7].

Думаю, что ситуация вузовской науки становится все более драматичной, поскольку введенная «чужая» рейтинговая система стимулирует имитацию научной деятельности, т.е. производство огромного количества низкокачественной наукообразной печатной продукции. Общеизвестно, что наиболее эффективно рейтинги преподавателей «надуваются» за счет публикации статей в соавторстве с коллегами (это еще полбеды) и со студентами. Научная ценность подобных произведений, как правило, невелика, если вообще имеет место быть. Еще один чужеродный компонент, отчего-то ставший горячо любимым вузовским начальством, – это публикация статей в системе Scopus. На мой взгляд, публикации в данной системе по существу являются актами передачи научной информации на Запад, за которые отечественные ученые вынуждены, к тому же, платить довольно внушительные суммы. В этой связи, в перспективе мы должны ожидать экстенсивного «расползания» отечественной науки (которое можно описать фразой «шумим, братцы, шумим»), а отнюдь не интенсивного, качественного ее развития.

Любопытной видится ситуация в образовании: с одной стороны, дискредитированной оказалась лежащая в самой его основе западная идея о необходимости формирования «грамотного потребителя». С другой стороны, к моменту дискредитации данной идеи его «перестройка» (я бы назвал это деконструкцией) зашла настолько далеко, что едва ли в ближайшее время следует ожидать сколь-либо существенного позитивного сдвига в науке, технике и технологиях. «Старая школа» педагогов доживает последние дни; на их место приходят девочки и мальчики, способные лишь обучать студентов слепо зазубривать «правильные» ответы, посредством автоматического записывания информации с наскоро созданных презентаций.

Ситуация в искусстве также близка к отмеченному разделению. Современное (экспериментальное) искусство постепенно начинает восприниматься общественностью в качестве прямой интервенции Запада. Этому способствует полная некомпетентность общества относительно того, как развивалось искусство в ХХ веке и почему современное искусство приобрело соответствующие (чуждые, непонятные, враждебные обывателю) формы. В свою очередь, финансирование искусства осуществляется через организации, поддерживающие «традицию» и в ряде случаев, служащие официальным прикрытием для откровенно бесталанных художников или графоманов от литературы.

Таким образом, в пространстве отечественной культуры формируется как бы два параллельных процесса, в которых по-настоящему талантливые и работоспособные педагоги, ученые и деятели искусства оттесняются на второй план людьми, умеющими внедрять «правильные» ответы в сознание студентов, раздувать личные рейтинги и создавать политкорректные произведения искусства. Не буду драматизировать, однако, то, как подлинная культура постепенно уходит в андерграунд, мы уже видели. И прекрасно знаем, чем это все может обернуться.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Бауман З. Власть без места, место без власти // Социологический журнал. 1998. № 3-4. С. 90-91.
[2] Под пространственным отчуждением имеются в виду как ограничения на въезд ряда российских граждан за рубеж, так и активизация роли некоторых государств в качестве своеобразного «санитарного кордона» между Россией и Европой.
[3] Новая «русская идея» органично сочетает в себе фрагменты идеологии досоветского прошлого с уже советскими представлениями о мудром вожде, всенародной партии и многонациональном государстве.
[4] В котором рынок, в полном согласии, скажем, с Ф. Фукуямой, представлялся экономической основой либерализма и демократии.
[5] В контексте отчуждения от всего западного в преддверии 70-летия Победы довольно любопытно наблюдать на улицах «Опели» и «Фольксвагены», украшенные символикой Победы и надписями «На Берлин».
[6] Официальный сайт Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям. URL: http://fapmc.ru/rospechat/newsandevents/newsagency/2015/04/item7.html
[7] См.: Трунев С.И. Перспективы развития отечественной культуры в эпоху политической стабилизации // Региональная культурная политика: новые парадигмы: материалы международного симпозиума. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2014. Т. 1. С. 34.

© Трунев С.И., 2016

 Статья поступила в редакцию 2 сентября 2015 г.

Трунев Сергей Игоревич,
доктор философских наук, профессор
Саратовского государственного технического
университета имени Ю.А. Гагарина
e-mail: si_trounev@mail.ru