А.В.Толстокорова

Лебеди на мостовой:
Пространственная эмансипация женщин в контексте формирования
женской городской культуры на рубеже XIX-XX веков

Аннотация. В работе ставится цель проследить особенности возникновения и становления такого важного, но недостаточно изученного исторического тренда, как обретение женщинами пространственно-физической свободы в публичной сфере на рубеже XIX – XX веков. Основной исследовательский вопрос, на который пытается ответить статья, – это значимость гендерного и социо-пространственного факторов в формировании женской урбанистической культуры в эпоху модерна. Для достижения поставленной цели предлагается аналитический концепт «женская пространственная эмансипация», через призму которого рассматривается обозначенная научная проблема.

Ключевые слова. Женская пространственная эмансипация, женская городская культура, гендерированные ментальные карты, гендерированная сопространственность, фланерство, парадигма пространственного самоопределения женщины, феминная культурная среда мегаполиса.

«Граф Веллингтон утверждает, что женщины – как лебеди – грациозны в воде, но стоит им покинуть свою естественную среду – дом, как их движения становятся столь непристойнo-неуклюжими, что у окружающих «надрываются бока» при созерцании этого зрелища» [1]

Введение

Согласно Павлу Флоренскому, культуру можно интерпретировать как способ освоения пространства [2]. С этой точки зрения есть основания утверждать, что на протяжении всей истории современной цивилизации, вплоть до эпохи модерна, участие женщин в культурном процессе было ограниченным, поскольку им было позволено осваивать лишь приватное пространство дома и семьи. В патриархальном обществе физическое и социальное пространство представителей двух полов строго сегрегировано на основании принципа гендерной бинарности. Женщина традиционно ассоциируется со сферой внутреннего, приватного: домом, семьей, детьми, а мужчине предписывается господство в области внешнего, публичного, т.е. в производственных, корпоративных и политических отношениях. В силу этих гендерных конвенций доступ в публичную сферу для благопристойной особы женского пола исторически был жестко ограничен, поскольку считалось, что сам факт ее нахождения за порогом дома означал физическую доступность. Поэтому физическая мобильность женщин привилегированных классов в публичном пространстве строго контролировалась и регламентировалась обществом в целях поддержания целостности семьи и всего общества. Появление «приличной дамы» или в терминах Оноре де Бальзака – женщины comme il faut – на улице без сопровождения воспринималось как отклонение от «нормативного социального поведения» [3]. Оно было таким же необычным явлением, как и появление лебедей на городской мостовой. Одинокая женщина в пути вызывала подозрения любого мужчины, ее могли остановить и спросить, почему она не находится у себя дома. Ее автономное передвижение вне дома ассоциировалось с интимной доступностью и было нелегитимным. Оказавшись по каким-то причинам одна в публичном пространстве, женщина из «приличной семьи» могла столкнуться с недоброжелательными взглядами и даже освистыванием. Поэтому она вынуждена была скрывать свою идентичность либо чадрой, как на мусульманском Востоке, либо вуалью, как в Европе, либо мантильей, как в Испании и Латинской Америке, либо маской, как в Венеции. Даже в более поздний период модернизации это явление не изжило себя.

В то же время для женщин простых сословий, зарабатывающих на жизнь физическим трудом, допускалась бóльшая свобода передвижения, особенно для деклассированных «падших женщин», которые именно в силу своей относительной физической свободы в публичном пространстве именовались «публичными». На тему гендерных норм женского пространственного поведения даже существует анекдот, в котором некий священник, увидев стоящую на тротуаре женщину, принял ее за представительницу древнейшей профессии и обратился с предложеним душепастырской поддержки. На это женщина ответила: «Господь с Вами, пастор. Я не есть социальное зло, я просто жду автобуса».

Следует отметить, что правомерность тезиса о гендерном принципе сегрегации пространства на сферу приватного для женщин и сферу публичного для мужчин разделяется не всеми исследователями. Некоторые из них считают категории «приватное» и «публичное» слишком идеологизированными и упрощенческими и призывают отказаться от них [4]. Это свидетельствует об актуальности данной научной проблемы, требующей более тщательного изучения.

В работе ставится цель проследить особенности возникновения и становления такого важного, но недостаточно исследованного на постсоветском пространстве исторического тренда, как обретение женщинами пространственно-физической свободы в публичной сфере на рубеже XIX – XX веков. Основной исследовательский вопрос, на который пытается ответить статья, – это значимость гендерного и социо-пространственного факторов в формировании женской урбанистической культуры раннеиндустриальной эпохи, социальная и культуpная истоpия котоpой, по признанию исследователей, остаeтся пpактичeски нeизучeнной научной пpоблeмой, тpeбующeй болee пристального внимания [5].

Для достижения поставленной цели предлагается аналитический концепт «женская пространственная эмансипация», через призму которого рассматривается обозначенная научная проблема. При этом данное понятие понимается как расширение социо-пространственного контекста жизнедеятельности женщин в процессе их исторической релокации из приватной сферы в публичную на рубеже XIX – XX вв. с целью достижения пространственной свободы и завоевания права на автономную географическую мобильность [6]. Практическая задачa работы – проследить влияние пространственной эмансипации на личность женщины и ее самоидентификацию.

Исторический контекст формирования женской городской культуры

В конце XIX – начале XX ст. сложились новые условия, предоставившие женшинам доступ к технологическим, транспортным и коммерческим инновациям и позволившие им участие в рынке труда, общественной деятельности и спорте. По словам Рози Брайдотти, это открыло перед ними новые возможности, среди которых завоевание права на индивидуальную гeогpафичeскую мобильность стало их исключительным достижением [7].

Процесс интеграции женщин в публичное пространство сопровождался формированием новых социальных ценностей и норм женского поведения и привел к появлению поколения «новых женщин», отвергавших незыблемое правило, гласившее, что «место женщины – в доме», и стремившихся завоевать собственное место в области общественной жизни. В публичной сфере женщины осваивали прежде всего городскую среду, приспосабливая под свои нужды пространство мегаполиса. Работающиe жeнщины стeкались туда из пpовинции в поисках заработка. В гоpодe они находили нe тoлько pаботу, но и свободу от ограничений традиции и местной общины, обеспечивавшую многим, даже простолюдинкам, уникальную возможность для самоопределения и самовыражения, усиливавшуюся демократизирующим эффектом консюмеризма [5]. Иными словами, новый городской женский стиль имел для женщин освободительный потенциал [8]. Но обратной стороной пространственной свободы в большом городе становилась незащищенность и уязвимость женщин, их социальная маргинализованность, угроза стрессов от непредсказуемости и рисков городского «человейника», а для незамужних женщин – ослабление эмоциональной поддержки и социального контроля семьи как дисциплинарного института культуры.

«Мобилка того времени»: велосипед как инструмент пространственной эмансипации женщин мегаполиса

Пространственная эмансипация женщин как городской феномен была уделом главным образом представительниц среднего и высшего классов. Она неразрывно связана с физической эмансипацией женского пола [9], проявлявшейся в увлечении женщин различными новыми видами телесно-двигательных практик, физкультурой и спортом. Этому способствовало то, что во второй половине XIX ст. спорт занял главное место среди общественных развлечений горожан: процветали теннис, катание на санях, лыжах, коньках, плавание [10]. Особую популярность среди женщин приобрел велосипедный спорт. Это новое увлечение существенно повлияло на социально-пространственные стратегии горожанок, позволив значительно расшить их гендерированные ментальные карты и повысить степень пространственной свободы. Распространение велосипедной культуры в мегаполисах также способствовало изменениям стандартов уличного дресс-кода городских женщин среднего класса. Онo побудило их отказаться от моды на громоздкие платья, значительно осложнявшей даже такое невинное развлечение, как велосипедная прогулка: тяжелые, неудобные одеяния не давали возможности держаться в седле и управлять ездой, полы длинных юбок заплетались в спицы, задирались ветром, а модные в то время шиньоны растрепывались на ветру. Поэтому вначале женщин среди велосипедистов практически не было. Так, в 1890 г. среди парижан женщины составляли всего 1% от всех велосипедистов, нo уже в середине 1890-х гг. этот вид транспорта стал обычным явлением повседневной городской жизни или, по меткому выражению С. Рейнолдс, – «мобилкой того времени» [11]. В этих условиях женщинам ничего не оставалось, как надеть брюки и взяться за руль. Правда, тогда это могли себе позволить только дамы из высшего общества. Работницы еще долго не решались садиться в седло. Когда же велосипед стал для них рабочей необходимостью, как например, для разносчиц писем, молока или белья из прачечных, они, вопреки протестам и предрассудкам, тоже надели брюки и отвоевали свое право на свободу передвижения. Интересно, что именно популярность велосипедного транспорта способствовала окончательному отказу от моды на шиньоны и локоны, не уживавшейся с быстрой ездой. Не удивительно, что андрогинный облик велосипедисток создал им репутацию «третьего пола» [12].

«Женский рай»: шопинг как новая гендерно-детерминированная практика социально-пространственного поведения женщин в мегаполисе

Свободе передвижения женщин в публичном пространстве способствовало формирование на рубеже веков новой буржуазной потребительской культуры, позволившей легитимировать физическую мобильность женщин за пределами дома. Особую роль в женской пространственной эмансипации сыграли революционные изменения в коммерческой инфраструктуре городского рынка, общепита и рекреационной индустрии. В конце ХIХ ст. в крупных индустриальных центрах мира начинает формироваться новая форма торговых комплексов – универсальные магазины (англ. «department stores» или просто «stores»), пришедшие на смену торговым пассажам и аркам, которые в течение первой половины XIX в. появились во всех странах Европы и Северной Америки. Универмаги выгодно отличались от пассажей большей этажностью и более современными принципами ведения торговли.

Первый в мире универмаг современного типа (фр. «grand magasin») под названием «Au Bon Marché», что значит «по хорошей цене», был открыт в 1852 г. в Париже Аристидом де Бусико и быстро завоевал популярность среди покупательниц. Модные вещи продавались в нем по фиксированной цене и дешевле, чем в других магазинах. Хотя эта модель торговли была необычной, она оправдала себя, так как принимала в расчет психологию женской покупательской публики: консьержкам и секретаршам было лестно приобретать вещи по той же цене, которую платила герцогиня [13]. Таким образом, благодаря демократичным формам мерчандайзинга и гендерной интуиции отца-основателя, в пределах публичной сферы универмага создавались условия для гендерированной «сопространственности» [14] покупательниц из разных страт общества. Благодаря этому феномену имело место локальное нивелирование классовых различий женщин разного социального статуса, которые за пределами универмага традиционно занимали разные пространственные ниши. Поэтому универмаги воспринимались как «храмы новой веры всеобщего равенства» и вскоре снискали репутацию не только «мира женщин», но и «дамского счастья» и даже «женского рая» [15], чему способствовал одноименный роман французского писателя Эмиля Золя, разрекламировавшего детище Бусико на страницах своего произведения. В этом рае на земле «культ души» был побежден «культом тела» [16] и мир был сражен «синдромом потреблятства» [17].

Основным персоналом универмагов как среди продавцов, так и среди покупателей, были женщины. Благодаря этому прекрасная половина городского населения получила возможность совершать покупки в торговых центрах без сопровождения мужчин. Следует оговориться, что эта тенденция не былa повсеместной. Так, справочник по Парижу 1900 г. издания советовал дамам, по крайней мере, иностранным туристкам, посещать универмаги в сопровождении кого-то из близких или в кампании с другой женщиной [18].

Таким образом, фривольный и феминный мир шопинга, обычно позиционируемый как способ манипуляции женщинами рыночным капитализмом, стал инструментом пространственной эмансипации женщин. Исследователи указывают, что усиление «видимости» женщин в публичном пространстве благодаря шопинговым практикам не только способствовало освобождению прекрасного пола от домашней сферы, но и повлияло на трансформацию публичного пространства, феминизировав его в качестве продолжения домашней сферы [19]. Это создало условия для возникновения такого феномена, как специфически женская городская культура.

«Только для дам»: рекреационные территории женской буржуазии в контексте пространственной эмансипации

В 1860-1870-х гг. развитию новых женских покупательских практик в Европе сопутствовало проникновение в публичное пространство городской сферы элементов приватного пространства в форме сугубо женских рекреационных территорий. Поскольку в универмагах имелся широкий ассортимент товаров, то покупательницы могли закупать все необходимое в одном месте и прямо из магазина ехать домой. Это привлекало не только горожанок, но и провинциалок, которые приезжали в город утром, проводили в универмаге весь день и возвращались домой вечерним поездом. Это потребовало создания зон отдыха для женщин, где покупательницы могли перекусить и расслабиться после эмоционально насыщенного и физически утомительного шопинга. В частности, в Лондоне появляются дамские клубы и комнаты отдыха. В этих «храмах праздности» [20] женщины могли позволить себе отвлечься от домашних забот, полистать модные журналы, поболтать за чашкой чая и обменяться друг с другом новостями и впечатлениями. Также появляются городские территории, предназначенные специально для прекрасного пола. Например, правая сторона мостовой на парижском бульваре Сен Мишель в туристическом путеводителе по французской столице 1898 г. была помечена ремаркой «только для дам» [21].

В последней четверти XIX ст. в Европе и Северной Америке завоевывают популярность т.н. «женские здания», т.е. спроектированные женщинами-архитекторами под руководством женщин-менеджеров павильоны всемирных торговых выставок, в которых представлялась промышленная продукция и ручные изделия, выполненные женщинами и предназначенные прежде всего для женщин-посетительниц. Такие здания были открыты, в частности, на торговых выставках в Филадельфии и Новом Орлеане. Особую известность получил женский павильон на выставке 1893 г. в Чикаго. Затем женские экспозиции стали открываться в Париже и других мегаполисах индустриальных стран [11]. Вплоть до Первой мировой войны женские здания составляли существенный компонент этих экспозиций: 60% всемирных торговых выставок, организованных между 1873 г. и 1915 г., содержали женский павильон [22].

Обобщая, следует отметить, что, хотя некоторые территории жeнcкой рекреационной сфeры усиливали мизогинию, многие другие, как например, мюзик-холлы, танцевальные площадки, городские парки, сады и театры, обеспечили женщинам исторически беспрецедентные возможности для самовыражения.

Вишенка на торте: кафе, рестораны и бары как локус пространственной свободы горожанок

Институциализации женщин в публичном пространстве во многом способствовало то, что на рубеже веков в Европе начинается формирование сети общепита, предназначенной для женской половины усиливавшегося класса буржуазии. Появляются кафе, бары и кондитерские, рассчитанные на посетительниц прекрасного пола. Следует отметить, что Россия опережает в этом отношении другие страны. Здесь еще в 1861 г. из Положения о трактирных заведениях была исключена статья 59, запрещавшая женщинам вход в трактиры и ресторации, которые ранее считались «царством мужчин». Произошло это под нажимом владельцев кондитерских, которые не хотели терять женщин как самых перспективных клиенток, поскольку после удешевления сахара у них появился невиданный прежде выбор десертов. Доступ женщин в трактирное заведение одной из первых ввела в моду петербургская кондитерская Сальватора, знаменитая своим мороженым [23]. В то же время даже в начале XX ст. в Париже, считавшемся законодателем моды и переживавшем эпоху процветания, известную как «Belle Époque» (прекрасная эпоха), посещение кафе респектабельной дамой не приветствовалось. Так, в справочнике по французской столице 1904 г. издания на страницах, посвященных кафе, магазинам и ресторанам, парижские кафе представлены как «мужская территория», в отношении которой предлагался ряд гендерно-маркированных предостережений: «Кафе представляют собой самую примечательную особенность парижской жизни. Большинство парижских мужчин проводят вечера в кафе, где наслаждаются кофе, ликером и пивом, встречаются с друзьями, читают газеты или играют в бильярд. Посещение лучших из этих кафе считается приличным для дам, однако парижанки высших классов их не чествуют» [24].

Французские чайные и кондитерские считались более безопасными для репутации благопристойной дамы, поскольку, по крайней мере, в дневное время их посетителями были преимущественно женщины и дети. Это можно считать важным достижением в пространственном самоопределении женщин, если учесть, что еще в начале XIX в. в Европе, в частности в Британии и Ирландии, где чай считается национальным символом, пристрастие представительниц прекрасного пола к этому напитку осуждалось общественностью, а посещение женщинами чайных считалось предосудительным. Прежде всего, это касалось среднего и низшего сословия. Считалось, что чаепитие отвлекает жен от домашних дел, подрывая традиционные семейные устои, и в конечном счете служит причиной экономического упадка в стране. С точки зрения морали того времени женское чаепитие приравнивалось к мужскому пьянству и считалась проявлением декадентства и «опасного вольнодумства», свидетельствующего о революционных и феминистских настроениях чаёвниц [25].

В Европе в начале ХХ ст. работающая дама получила право самостоятельно посещать рестораны, бары и другие общественные места, вход в которые без сопровождения был для нее ранее закрыт. В годы Первой мировой войны женщины впервые были допущены в знаменитый бар парижского отеля «Ритц», куда раньше были вхожи только мужчины. Так постепенно исчезала домашняя изоляция, в которой женщина жила до тех пор.

«Мы гуляли по Неглинной, заходили на бульвар»: феномен фланерства как форма пространственной эмансипации городских женщин

Одной из форм проcтранcтвенной эмансипации женщин на рубеже веков стал феномен «фланерства» или «фланирования» (от фр. flâneur), являющийся сугубо городским явлением и воспринимаемый как синоним и архетип модерна. Этот термин принадлежит Бодлеру, но был популяризован в литературном творчестве Вальтера Беньямина, давшего ему вторую жизнь. Его можно интepпpeтиpовать как прогулочный стиль свободного времяпрепровождения, при котором эстетическое наслаждение городским габитусом является самоцелью. Фигура фланера ассоциируется с праздношатающимся горожанином, наслаждающимся во время прогулки динамикой большого города. Как утверждает Е. Трубина, фланерство предполагает такую форму созерцания городской жизни, в которой отстраненность и погруженность в ритмы города являются нераздельными [26]. Причем эта созерцательность имеет гендерную специфику, поскольку возможность наслаждаться тем, что Эмиль Золя назвал «легкими удовольствиями» городской жизни, традиционно считалась прерогативой мужчин. В метафорическом смысле фланер ассоциируется с «полиморфическим дьяволом» [27], который одновременно придает новую энергию и динамику городскому пространству, и в то же время олицетворяет вековые традиции городской культуры.

Фланеры стали появляться на улицах многих крупных городов мира, в том числе на главной улице украинской столицы, о чем свидетельствует путеводитель по центру Киева: «Главная торговля сосредоточена на Крещатике. Огромные здания заняты под магазины, устроенные на средства петербургских, – с зеркальным сплошным стеклом, за которым для прохожих фланеров выставлено все, что есть в магазине: разные изысканные пустячки, модные вещи, золото, бронза, серебро; каждый сапожник, самый последний ламповщик имеет свой магазин, и нет такого уголка в доме, который бы не приносил хозяину хорошие деньги. Несмотря на этот переизбыток магазинов и невероятные цены за их аренду, новые появляются все время. Вся торговля с Подола и Печерска переселилась на Крещатик» [28].

Для женщины фланированиe по городу без сопровождения было неконвенциональной формой пространственного поведения, визуализировавшей присутствие «женского» в урбанистическом ландшафте и в то же время новой историчeской возможностью, откpывавшeй новыe культуpныe гоpизoнты и новую cоциокультуpную cамоидeнтификацию. Образ дамы-фланерки (flâneuse) – это фигура самостоятельной, пространственно свободной «новой женщины», которая наравне с мужчинами наслаждается «легкими удовольствиями» городской жизни, созерцая урбанистические пейзажи и бытовые сцены городской повседневности или прогуливаясь по торговым рядам и глазея на витрины магазинов в гуще городской толпы, но, как правило, остающейся отчужденной от нее и сохраняющей свою «самость».

Следует отметить, что в теоретических дискуссиях о фигуре фланерки обычно опускается вопрос о ее классовой принадлежности, поскольку большинство исследователей исходят из предположения, что идеальный персонаж, олицетворяющий данную категорию горожан обоего пола, имеет буржуазное происхождение. Эта «обманчивая мифология мегаполиса» нашла отражение в ряде работ, посвященных исследованию женской городской культуры Британии [29]. Однако более углубленные исследования показывают, что фланирование было доступно женщинам всех классов, включая самых обездоленных.

Заключение: град обретенный

Будучи продуктом истории цивилизации, культура современного города во многом определяется культурой пространства и времени, которая возникла как реакция на обостренное осознание специфики современного момента в эру модерна. Эта особенность эпохи предопределила возникновение новых научных подходов к изучению жизни города, в частности, формирование «пространственного поворота» в урбанистических студиях, основанного на интер- и транс-дисциплинарном подходе к исследованию городского пространства. Данная работа строится на этом подходе с акцентом на гендерные коннотации урбанистической культуры.

Исследование на основе данного подхода показало, что промышленная революция ХIХ-ХХ ст., дав импульс правовой и бытовой эмансипации, существенно изменила социокультурные нормы и стандарты поведения и потребления. Вызванные этими процессами социально-экономические, технические и промышленные инновации, коммерческая революция и формирование рыночной экономики, совпавшие с первой волной женского движения, создали условия для выхода женщин в публичное пространство, обусловив процесс пространственной эмансипации женщин – как горожанок, так и провинциалок. Это явление в свою очередь способствовало формированию нового гендерно-детерминированного явления – женской городской культуры, которая стала результатом урбанизации, формирования класса буржуазии с его новыми потребительскими практиками, и переосмысления гендерных норм пространственности в раннеиндустриальном обществе. Женщины приобрели возможности для более свободного сочетания приватного и публичного пространств в своей повседневности. Исчезала пространственная сегрегация сфер существования представителей разных полов, которая ранее считалась основой социального, гражданского и морального порядка.

Интеграция женщин в публичное пространство и пространственная эмансипация в нем имела далеко идущие последствия, оказав влияние не только на приватное пространство как традиционно женскую сферу жизнедеятельности, но и на социально-экономическую организацию общества в целом, затронув базовые способы социальной организации и основные социальные институты. Она существенно повлияла на телесно-физический имидж городской женщины, социальный габитус которой существенно расширился, изменив философию ее пространственного поведения, поскольку она уже могла позволить себе наравне с мужчиной учиться в университете, работать, заниматься спортом, находиться вне дома без сопровождения и путешествовать. Таким образом, новая культура женского урбанизма способствовала формированию новой парадигмы пространственного самоопределения женщины, предполагавшей ее интеграцию в публичное пространство города и, соответственно, новый контекст повседневного существования, а также новые нормы и правила поведения в нем. В свою очередь это вызвало возникновение в пространстве мегаполиса феминной «культурной среды» [30], дружественной женщинам. Образно говоря, женщины, подобно лебедям, вытолкнутым индустриализацией и модернизацией из родной стихии на городскую мостовую, не только успешно обжились и адаптировались в новой среде, но и создали свой собственный модус существования в ней и собственную женскую культуру, ставшую органической частью урбанистического публичного пространства.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Alexander Ch. (Ed.) An Edition of The Early Writings of Charlotte Brontë, 2 vols. Oxford: Basil Blackwell, 1986, vol. 1. Р. 313-314.
[2] Флоренский П.А. Абсолютность пространственности // Флоренский П.А. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии. М.: Мысль, 2000. С. 274–296; Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях // Там же. С. 81–259.
[3] Флиер А.Я. Культура как среда: опыт аналитического структурирования [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2014. № 1. URL: http://cult-cult.ru/kulitura-kak-sreda-opyt-analiticheskogo-strukturirovaniya. Дата обращения 16.02.2016.
[4] Davidson C., Hatcher J. (Eds.) No More Separate Spheres!: A Next Wave American Studies Reader. Durham: Duke University Press, 2002; Walker L. Vistas of Pleasure: women consumers of urban space in the West End of London 1850-1900 // Women in the Victorian Art World / Ed. C. Campbell Orr. Р. 70-85. Manchester: Manchester University Press, 1995. P. 70-85.
[5] Alpern Engel B. Women and Urban Culture // Women in Nineteenth-Century Russia. Lives and Culture / Eds. W. Rosslyn, A. Tosi. Cambridge: Open Books Publisher, 2012. P. 19-40 (25, 27).
[6] Tолстокорова А.В. Пространственная эмансипация украинских женщин как способ освоения публичного пространства // Культура и искусство. 2012. № 5 (11). C. 46-58.
[7] Braidotti R. Nomadic Subject: Embodiment and Sexual Differences in Contemporary Feminist Theory. New York, 1994 [Электронный ресурс]. URL: http://www.archive.org/stream/viaggiodamilano01amorgoog#page/n10/mode/2up. Дата обращения 16.02.2016.
[8] Walkovitz J.R. City of Dreadful Delight: Narratives of Sexual Danger in Late-Victorian London. Chicago: University of Chicago Press, 1992; Wilson E. The Sphinx in the City. London: Virago, 1991.
[9] McCrone K. Sport and Physical emancipation of English Women, 1870-1914. London: Routledge, 1988.
[10] Колесникова Т. Европейская повседневная культура 19 века [Электронный ресурс] // Аналитика культурологии. Электронное научное издание. 2010. № 2. Вып. 17. URL: http://analiculturolog.ru/component/k2/item/212-article_24.html. Дата обращения 16.02.2016.
[11] Reynolds S. Paris–Edinburgh. Cultural Connections in the Belle Époque. Aldershot: Ashgate, 2007. P. 170.
[12] Thomson Ch. Un troisième sexe: les bourgeoises et la bicyclette dans la France fin-de-ciècle // Le mouvement social. No 192. 2000. P. 9-40.
[13] Универмаг Бусико представлял собой максимально гендерно маркированное закрытое городское пространство. В нем впервые стратегия бизнеса была целиком построена на манипуляции гендерными и возрастными особенностями психологии покупателей. Дамам на выходе вручали цветы, а детям — воздушные шарики. Отделы женских товаров по планировке отличались от мужских, т.к. известно, что женщины неохотно смотрят вдаль и вверх, предпочитая миниатюрные помещения, заставленные витринами и вещами, которые можно внимательно рассматривать на расстоянии вытянутой руки. Мужчины напротив, комфортнее чувствуют себя в больших, просторных залах, где товар видно издалека. Считается, что именно из-за гендерных особенностей в восприятии пространства люди неуютно чувствуют себя в помещениях, предназначенных для представителей противоположного пола. Бусико учитывал как это, так и то, что мужчина будет ждать свою спутницу в баре, где тоже оставит немного денег, пока она будет дотошно выбирать нужный товар. Бар при этом располагался на верхнем этаже, чтобы путь к нему был подлиннее. См.: Шифрин М.Е. Шопинг против революции // Вокруг света. 2012. № 12 (2867). С. 92-101.
[14] Замятин Д.Н. Сопространственность и идентичность // Мир психологии: Научно-методический журнал. 2012. № 1 (69). С. 104-123.
[15] Шифрин М.Е. Указ. соч.; McBride Th.М. A Woman's World: Department Stores and the Evolution of Women's Employment, 1870–1920 // French Historical Studies, vol. 10. 1978. № 4. P. 664-683.
[16] McBride Th.М. Op. cit. P. 6.
[17] Ванн Д., Де Грааф Дж., Нэйлор Т. Потреблятство. Болезнь, угрожающая миру / Пер. с англ. Н. Макаровой. Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005.
[18] Guide to Paris, the Exhibition and the Assembly. London, Edinburgh: Paris International Assembly, 1900. P. 28.
[19] Besen Y. Book Review: Shopping for Pleasure: Women in the Making of London’s West End // Journal of International Women's Studies, vol. 6, issue 2, article 11. P. 156-159.
[20] Хренов Н.А. Мифология досуга. М.: Гос. республ. центр русского фольклора, 1998. C. 241-250.
[21] Prochasson Сh. Paris 1900: essai d’historie culturelle. Paris: Calmann-Lévi, 1999. P. 58.
[22] Pepchinski M. The Woman’s Building and the World Exhibitions: Exhibition Architecture and Conflicting Feminine Ideals at European and American World Exhibitions, 1873 – 1915 // Subject, 2000, № 1.
[23] Кузнецова С. «Сажать бабу в печь»: Кто в России лакомился девичьей кожей? [Электронный ресурс] // Коммерсант. 11.05.2015. URL: http://www.kommersant.ru/doc/2713627. Дата обращения 16.02.2016.
[24] Baedeker K. Paris Guide. Leipzig: Baedeker, 1904. P. 23.
[25] O'Connell H. “A Raking Pot of Tea”: Consumption and Excess in Early Nineteenth-Century Ireland // Literature and History, vol. 21, issue 2, 2012. P. 32-47; Cusack T. Regulation and Excess: Women and tea-drinking in nineteenth-century Britain. Paper for the Dublin Gastronomy Symposium “Cravings/Desire”. Dublin Institute of Technology, School of Culinary Arts & Food Technology, 3-4 June 2014.
[26] Трубина Е. Город в теории: опыт осмысления пространства. М.: Новое литературное обозрение, 2011.
[27] Murail E. Beyond the Flâneur Walking, Passage and Crossing in London and Paris in the Nineteenth Century. Theses of PhD dissertation. King’s College London, Université Paris Diderot-Paris 7, Sorbonne Paris Cité, 2013. P. 78-88.
[28] Культурологічний путівник «Хрещатик». Київ: Видавничий дім «Амадей», 1997 (Цит. по: Макаров А. Вулиця тисячі магазинів [Электронный ресурс] // Проект «Вашъ Кіевъ»: Старый Киев, 2005-2007. URL: http://www.oldkiev.info/progulki_ulicami_Kieva/Vulicya_tisyachi_magaziniv.html. Дата обращения 16.02.2016.
[29] Liggins E. George Gissing, the Working Woman and Urban Culture. Aldershot: Ashgate, 2006; Walkowitz J.R. Going public: Shopping, Street Harassment, and Streetwalking in Late Victorian London // Representations, issue 62, 1998. P. 1–30; Rappaport E.D. Shopping for Pleasure: Women in the Making of London’s West End. Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2000.
[30] Под культурной средой здесь понимается, вслед за А.Я. Флиером, «специфическое пространство ритуализированного социального поведения людей, которое формируется и функционирует в ходе осуществления нескольких процессов коллективной жизнедеятельности», в данном случае прежде всего – «культурного регулировaния» [3].

© Толстокорова А.В., 2016

Статья поступила в редакцию 22 февраля 2016 г.

Толстокорова Алиса Валерьевна,
кандидат филологических наук, доцент
научный эксперт
Международной школы равных возможностей,
Киев, Украина
e-mail: alicetol@yahoo.com, talissa@ukr.net