В.М. Розин

Методологическая программа социокультурного изучения социальности

Аннотация. В статье обсуждается кризисная ситуация в социологии и в связи с этим предлагается ряд идей, направленных на построение методологической концепции социальности. Отмечается, что кризис в социологии обусловлен переходом социологических исследований к междисциплинарным исследованиям. Формулируются принципы (методологический, культурно-исторический, феноменологический), которые характеризуют авторский подход. Этот подход сопоставляется с социологическим. В последнем выделяются четыре характеристики: 1) оценочная характеристика социальности и указание на тип социального действия, направленного на изменение социальности, 2) описание массового поведения людей и социального порядка, обусловливающего это поведение, 3) установка на изучение социальности и описание «социальной природы», 4) рассмотрение социальности только как феномена современной культуры (этому подходу автор противопоставляет культурно-историческую трактовку социальности). В заключение автор намечает этапы исследования и построения методологической концепции социальности.

Ключевые слова. Кризис, социология, принципы, социальность, феномен, междисциплинарность, подход, концепция, методология, социальный порядок.


Поясню сначала, каким образом я вышел на проблематику осмысления и изучения социальности. Еще в начале 2000-х годов в книге «Теория культуры» я, следуя за Н. Данилевским, О. Шпенглером, А. Тойнби и Б. Малиновским, утверждал, что культура представляет собой форму социальной жизни (социальный организм). Если речь идет об организме, то необходимым условием мыслимости его, писал я, выступают: во-первых, определенная форма осознания действительности, позволяющая организму ориентироваться в среде и целенаправленно действовать, во-вторых, соответственно, понятие среды, в-третьих, представление о системах жизнеобеспечения социального организма, наконец, в-четвертых, о способе воспроизводства себе подобных. Но социальный организм, как показывает Малиновский, – это организм, содержащий и использующий другие организмы (биологические).

Хотя культура, пишет Малиновский, обеспечивает человека в плане «биологического детерминизма», удовлетворяя его «базисные потребности» (то есть, обеспечивая возможность питания, дыхания, движения, размножения и прочее), все основные биологические процессы человека протекают в культуре совершенно иначе, чем в природе; они, как пишет и показывает создатель функционализма, «регулируются, определяются и модифицируются культурой. Потребности, ‒ подчеркивает Малиновский, ‒ мы соотносим не с индивидуальным организмом, а, скорее, с сообществом и культурой… лучше опустить понятие влечения в анализе человеческого поведения, пока мы не поймем, что мы должны пользоваться им иначе, чем зоопсихологи и физиологи» [1].

Сознанием последних (то есть сознанием людей), писал я, культура и пользуется как субстратом собственного сознания, структура же его обусловливается прежде всего семиозисом. Я спрашивал, каким образом социум может осознавать окружающий мир и самого себя? Вероятно, посредством людей, но действующих не столько как биологические существа, сколько как обусловленные языком представители культуры; в теоретическом плане мы должны сказать иначе: обусловленные семиозисом и социальной организацией. Другими словами, когда человек мыслит и осознает культурными текстами, адресуясь к другим представителям культуры, удовлетворяя требованиям культурной коммуникации, через него (им) мыслит и сознает социум [2].

Пытаясь дальше конкретизировать эти представления, я выделил следующие системы жизнеобеспечения: базисные культурные сценарии и картины мира (для сознания социума), социальные институты, сфера образования и воспитания, хозяйство и экономика, власть, общество, профессиональные и другие сообщества, наконец, личность [3]. Это были характеристики социальности, которые, однако, в свете моих современных исследований или не точны, или предполагают кардинальное переосмысление.

Совершенно в другом контексте я вышел на феномен социальности в книге «Природа социальности» [4]. Методологический анализ работ З. Баумана «Актуальность холокоста», Б. Латура «Пересборка социальности» и Питера Грина «Александр Македонский», позволил мне увидеть некоторые черты новой социальной онтологии. На материале этих работ я старался показать, что современные социальные исследования, как правило, являются междисциплинарными, а в онтологии социальных наук, все чаще называемой социальностью, можно различить пять «топов» (самостоятельных, но взаимосвязанных планов теоретического описания): 1) способ конструирования социальности исследователем; 2) описание направляемых и спонтанных социальных трансформаций; 3) характеристика взаимодействий субъектов социального действия, к которым относятся общество, власть, сообщества, индивиды и личности; 4) задание и характеристики социального действия, позволяющего направлять процесс социальной трансформации; 5) истолкование социальности, как своеобразного организма [5]. Но опять же в настоящее время я бы рассматривал эти характеристики социальности как верные только в первом приближении.

Значительную роль в изменении моего подхода к осмыслению социальности сыграло относительно недавно прочитанное замечательное исследование Джорджа Ритцера «Современные социологические теории» [6] и работа З. Баумана «Мыслить социологически» [7]. Работа Ритцера не только дает широкую панораму социологических исследований, начиная от классических работ О. Конта, Э. Дюркгейма, М. Вебера, К. Маркса, заканчивая самыми современными социальными теориями, но и позволяет выделить ряд методологических проблем.

Например, что собой представляет современный предмет социологии? Дело в том, что Ритцер включает в социологию целый ряд теорий и исследований, которые с не меньшим успехом можно отнести к философии, психологии или экономике. Или другая проблема: что, собственно говоря, изучает социология, какой объект или целое ‒ общество, институты, взаимодействие людей в группах, социальные системы, идеологию, ценности и другие факторы, обусловливающие массовое поведение и т.д. Формулирует Ритцер и такую проблему: каким образом можно интегрировать и связать, с одной стороны, самые разные социологические теории (часто они выглядят просто как разные «интеллектуальные вселенные»), с другой ‒ социологические макроописания (например, общества или институтов) с микроописаниями (скажем, действий людей), с третьей стороны, просто разные стороны социальности; например, как соотнести действия со структурами, социальные системы с социальными конфликтами, модернизм как этап социального развития с постмодернизмом и другие.

С методологической точки зрения, ситуация в современной социологии выглядит достаточно драматично: не просто кризис, а распад дисциплины, потеря предмета, невозможность задать целостность изучаемого объекта. Поэтому уже не удивляют такие оценки как «социология является остаточной дисциплиной, пробавляющейся тем, что остается вне поля зрения других социальных дисциплин» (З. Бауман) [8] или «пока мы ищем за коллективом тень общества, а за обществом – тень Левиафана, никакая наука о социальном не может продвинуться вперед. Говоря более резко, или общество – или социология» (Б. Латур) [9], или «возникла потребность в существенном обновлении социологического знания, методологии исследования социальных реалий и, соответственно, самого предмета социологической науки» (С. Кравченко) [10], или «перестали работать, оказались деконструированы базовые социологические категории и способы мышления ‒ общество, социальные отношения, вещи, люди, релятивистский социологический дискурс и др.» (В. Вахштайн; см. доклад, который он прочел в прошлом году: «Из чего состоит социальное? Люди, вещи и идеи» [11]).

Конечно, в социологии есть теории и подходы, например, Т. Парсонса или Н. Лумана, построенные в методологии, запрещающей использование понятий из других внесоциологических научных дисциплин, за исключением системного подхода и определенных вариантов «протосоциальных» концепций (у Парсонса это теория деятельности, у Лумана ‒ теория коммуникации). Протосоциальные концепции рассматриваются социологами или как выполняющие роль методологии (логики), если речь идет о системном подходе, или как своеобразная абстрактная социальная онтология, в случае теории деятельности или теории коммуникации. То есть считается, что социолог, использующий такие концепции, не выходит в другие дисциплины.

Однако все же основная часть социологических подходов и теорий сдвинулась в область междисциплинарных исследований, т.е. наоборот, приветствуется использование понятий из других научных дисциплин ‒ экономики, культурологии, психологии, антропологии, семиотики, конфликтологии, философии техники, биологии и т.д. Поэтому я не согласен с Ритцером, который проводит демаркацию между социологией и социальными науками на основе принципа междисциплинарности. «Как правило, ‒ пишет он, ‒ социологические теории отражают разработки, осуществляемые главным образом в социологии и представляющие интерес в основном для социологов. Социальные теории, как правило, междисциплинарны» [12]. По моим наблюдениям, большинство серьезных современных социологических исследований тоже междисциплинарны.

При этом оказалось, что такой междисциплинарный поворот небезопасен для социологии как научной дисциплины, прежде всего, в отношении понимания предмета и целостности изучаемой реальности.

Присоединяясь к кризисной оценке состояния социологии, я ставлю перед собой задачу построения методологической концепции социальности, понимая одновременно всю сложность ее решения. Говоря о методологической концепции, я не хочу поставить себя в более выигрышное положение относительно других социологических концепций и теорий, мол, я как методолог буду диктовать социологам, как мыслить или что есть социальность на самом деле. Нет, мои построения должны выдержать критику со стороны социологов и в коммуникации они ничем не отличаются от других описаний социальности, т.е. оказываются в поле действия обычной научной конкуренции. Методологичность в другом: речь идет о «методологическом сопровождении» работы по построению новой концепции. Такое сопровождение включает в себя: проблематизацию, ситуационный анализ, распредмечивание понятий, рефлексию собственной работы, использование схем и понятий методологии, наконец, отклик и реагирование на критику различных оппонентов (эта работа по сопровождению уже была мною начата в ряде статей и двух книгах [13]).

Второй принцип моего самоопределения такой: позиционируя себя как культуролога, я попробую, осмысляя социальность, реализовать культурно-исторический подход. На самом деле, это очень серьезное требование, как к собственной работе, так и к будущим онтологическим построениям социальности. Дело в том, что в современной социологии социальность рассматривается и не исторически и вне культуры, точнее, только как феномен современной культуры. Поэтому в социологии анализируются не разные типы социальности в разных культурах (Древнего мира, Античности, Средних веков, Нового времени, и возможно, внутри отдельной культуры), а один, как говорит Л.С. Выготский «равный себе», «тождественный» тип социальности. По сути же, рассматривается только социальность модернити.

Впрочем, подобный подход характерен не только для социологии, но и других социальных наук, например, психологии. «В основе психологии, ‒ пишет Л.С. Выготский, ‒ взятой в аспекте культуры, предполагались закономерности чисто природного, натурального или чисто духовного, метафизического характера, но не исторические закономерности… Все взято вне исторического аспекта. Представление о мире и о причинности современного европейского ребенка из интеллигентной среды и представление о том же у ребенка какого-либо примитивного племени, мировоззрение ребенка каменного века, средних веков и XX в. ‒ все это предполагается принципиально одинаковым, тождественным, равным самому себе» [14].

Как я показываю в своих работах, культурно-исторический подход предполагает также анализ, точнее реконструкцию становления интересующего исследователя феномена, в данном случае социальности. Дело в том, что социальность, подобно другим социокультурным феноменам (технике, науке, философии, любви, праву и пр.) впервые складывается в определенной культуре, а именно, как я покажу дальше, в античной. Реализация этого положения означает также следующее: необходим анализ предпосылок социальности, т.е. того, что можно назвать «протосоциальностью», а также реконструкция становления социальности в поле этих предпосылок. При этом социальность нельзя понимать как более развитое состояние протосоциальности. Социальность ‒ это новый феномен, становление которого хотя и предполагает определенные предпосылки, но из этих предпосылок социальность не выводится. Она не выводится из предыдущих состояний, а рождается как бы ничего (каким образом это возможно, я постараюсь показать).

Формулирую я для себя и такое требование как необходимость иметь дело именно с социальностью как феноменом, а не редукцией социальности к какому-нибудь другому объекту. Феноменологи говорят в данном случае о том, что мышление исследователя должно быть «беспредпосылочным». Чтобы выполнить это требование, исследователь должен правильно установиться и тогда предмет сам выйдет («Феноменологический метод, ‒ пишет П.П. Гайденко, ‒ не может иметь дела с реальностью, которая принципиально не является, не может стать феноменом, ‒ тем, что само себя являет сознанию» [15]). Но что значит «правильно установиться»? Ведь социальность не дана нашему сознанию как объект созерцания, тем более еще до самого исследования! Каким образом на этом этапе работы дотянуться до социальности как феномена? Думаю, только одним способом ‒ нужно охарактеризовать специфику социологического подхода. Охарактеризовать в данном случае значит отрефлектировать, схематизировать социологический подход, именно в нем, на мой взгляд, и присутствует феномен на этом предварительном этапе изучения. Потом, конечно, он должен быть реконструирован с опорой на эмпирический материал и проблемы. Рефлексируя социологический подход, я выделяю следующие четыре характеристики.

Первая характеристика. Как правило, социолог оценивает социальную реальность или в отношении «справедливо ‒ несправедливо» или «соответствия ‒ несоответствия» (определенному образцу или идеалу). Например, К. Маркс считал, что капиталистическая социальность устроена несправедливо, поскольку в силу частной собственности на средства производства капиталисты крадут у рабочих значительную часть произведенной ими прибавочной стоимости. А Дюркгейм оценивал социальность, исходя из идеала социального порядка. «Дюркгейм, ‒ отмечает Ритцер, ‒ опасался социального хаоса и ненавидел его. На его работы повлияли беспорядки, ставшие результатом общих социальных изменений, такие как промышленные забастовки, разложение правящего класса, разногласия церкви и государства, рост политического антисемитизма, более характерного для современной Дюркгейму Франции. Фактически большинство его произведений посвящено изучению социального порядка. Он считал, что социальный беспорядок не является необходимой частью современного мира и может быть уменьшен с помощью социальных реформ» [16].

Так или иначе оценивая социальность, социологи предлагают ее улучшить (кардинально изменить или оптимизировать), т.е. они уверены, что это возможно. (Если считать одними из первых социальных философов Платона и Аристотеля, то стоит обратить внимание на то, что именно они первыми заговорили об улучшении социальности, говоря о «благе». Интересно, что в настоящее время социологи возвращают эту категорию, вводя ее в свои размышления.) При этом одновременно указывается тип «социального действия» (революция, реформа, изменение сознания и прочее), позволяющего такое улучшение произвести. Например, Маркс был убежден, что можно способствовать установлению социальной справедливости путем революций и построения социализма. В настоящее время, как известно, большинство социологов склоняются в сторону реформ. А скажем, З. Бауман считает, что улучшить социальную жизнь можно за счет нужного истолкования социологами реальности. «Социология ‒ это расширенный комментарий опыта обыденной жизни, интерпретация, основывающаяся на других интерпретациях и, в свою очередь, питающая их… Социологическое мышление, по меньшей мере, подрывает веру в исключительность и полноту какой бы то ни было интерпретации. Оно привлекает внимание к множественности опытов и форм жизни, показывает каждую из них как целостность саму по себе, как мир со своей собственной логикой и в то же время разоблачает всю фальшь ее самодовольства и якобы явной самодостаточности… С точки зрения власти, озабоченной установленным ею порядком, социология является частью хаотичного мира, скорее проблемой, чем решением» [17].

Однако во всех случаях социологи рассматривают социальность не просто как наличный феномен (природу), а оценочно и указывают на тип социального действия, предназначенного улучшить положение дел. Вот, например, как начинает свою книгу Ритцер. «На наш взгляд, книгу, знакомящую с современной теорией социологии, лучше всего начать с кратких ‒ в одну строку ‒ итоговых положений различных теорий.

• Современный мир представляет собой железную клетку рациональных систем, из которой невозможно выбраться.

• Капитализм имеет тенденцию к саморазрушению.

• Мораль в современном мире значит гораздо меньше, чем в ранних обществах…

• Люди создают мир, который в конечном итоге порабощает их.

• Люди всегда имеют возможность изменить ограничивающий их миропорядок…

• Общество — это сокрушительная сила, всегда готовая к неистовству и безумию.

• Несмотря на представления о том, что Западный мир претерпел процесс либерализации, на самом деле атмосфера в нем становится все более подавляющей.

• Современный мир вступил в постмодернистскую эру, для которой характерны отсутствие аутентичности, фальшь, симуляция реальности» [18].

Здесь, что не положение, то оценка, однако, какое социальное действие способно изменить сложившийся миропорядок, Ритцер не указывает. И думаю, правильно делает. Стало понятным, что социальность настолько сложный феномен и к тому же в настоящее время мало понятный, что невозможно указать социальное действие соразмерное этой сложности и пониманию, точнее, непониманию (неопределенности). Вместо глобальных социальных проектов, реализация которых часто приводит к прямо противоположным результатам, чем планировалось, М. Фуко предлагает перейти к локальным социальным действиям и социальным объектам. Но в этом случае становится проблематичной установка социологов на контролируемое улучшение социальной жизни в целом.

Вторая характеристика. В отличие от психолога социолог осмысляет и изучает не индивидуальное поведение человека и его психику, а массовое поведение людей и социальный порядок, обусловливающий это поведение. И массовое поведение, и социальный порядок в социологии трактуются по-разному. На одном полюсе рассматривается общество и социальные институты, на другом ‒ группы и социальные нормы, например, ценности. Анализ позволяет утверждать, что массовое поведение, по сути, понимается социологами трояко. С одной стороны, структурно, например, как у Латура, это коллектив.

С другой стороны, как форма общения. Например, Ю.Н. Давыдов, рассматривая в Новой философской энциклопедии понятие «общество», точно подмечает обе указанные здесь характеристики: «ОБЩЕСТВО (лат. societas – социум, социальность, социальное) – в широком смысле: совокупность всех способов взаимодействия и форм объединения людей, в которых выражается их всесторонняя зависимость друг от друга; в узком смысле: генетически и/или структурно определенный тип – род, вид, подвид и т.п. общения, предстающий как исторически определенная целостность либо как относительно самостоятельный элемент подобной целостности» [19].

С третьей стороны, как продукт деятельности (у Латура коллектив «собирается», причем, в настоящее время должен быть собран заново). «Ощущение кризиса, которое, на мой взгляд, стало центральным для социальных наук, ‒ пишет Латур, ‒ теперь можно выразить так: при расширении ряда сущностей, новые ассоциации не образуют жизнеспособной сборки. И именно здесь на сцену снова выходит политика, определяемая нами как интуиция того, что самих ассоциаций недостаточно: еще нужна их композиция, чтобы выстроить общий мир» [20].

Даже когда социологи рассматривают массовое поведение и социальный порядок по отдельности, они подразумевают, что первое не существует без второго (нет социального поведения вне социального порядка), а второе ‒ без первого (нет социального порядка без людей, которые ему следуют).

Третья характеристика. Начиная с работ Платона и Аристотеля, необходимым условием улучшения социальной жизни выступает изучение социальности. Более того, в «Политике» Аристотель фактически уже говорит о «природе социальности», подразумевая под последней анализ ее сущности. «Из всего сказанного, ‒ пишет он, ‒ явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря “без роду, без племени, вне законов, без очага”; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске» [21]. Вот еще один пример обсуждения Аристотелем сущности социальности.

«Но, если бы даже кто-нибудь установил умеренную собственность для всех, пользы от этого не было бы никакой, потому что скорее уж следует уравнивать человеческие вожделения, а не собственность. А это возможно достигнуть лишь в том случае, когда граждане будут надлежащим образом воспитаны посредством закона… Лучше всего безусловное понятие гражданина может быть определено через участие в суде и власти…Государственное устройство (politeia) – это распорядок в области организации государственных должностей вообще, и в первую очередь верховной власти… Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководствуясь общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеются в виду выгоды либо одного лица, либо немногих, либо большинства, являются отклонениями. Ведь нужно признать одно из двух: либо граждане, участвующие в государственном общении, не граждане, либо они должны все быть причастны к общей пользе. Государственным благом является справедливость, то есть то, что служит общей пользе. По общему представлению справедливость есть некое равенство… а такое равномерно правильное имеет в виду выгоду всего государства и общее благо граждан» (выделено мной – В.Р.) [22].

Начиная со второй половины XIX века предлагается исследовать социальную природу научным способом, при этом первоначально эта природа понималась по аналогии с реальностью первой природы, отсюда идея «социальной физики». «Конт, ‒ пишет Ритцер, ‒ разработал социальную физику, или то, что в 1832 г. он назвал социологией. Применение термина социальная физика поясняет, что Конт стремился создать социологию по образцу точных наук. Предполагалось, что эта новая наука, которая, на его взгляд, должна была в конечном счете стать единственной главенствующей наукой, будет заниматься как социальной статикой (существующими социальными структурами), так и социальной динамикой (соци¬альными изменениями). Хотя и то, и другое включает поиски законов социальной жизни» [23].

Четвертая характеристика. Выше я обратил внимание на то, что социология рассматривает социальность как феномен модернити, т.е. изучает массовое поведение людей как таковое, вне исторического и культурного контекста. По сути, это еще одна характеристика социологического подхода. Реализуя указанную установку на внеисторическое и внекультурное понимание человека, рассматривая последнего как человека современного, социологи столкнулись с серьезной проблемой. Пояснить ее можно, рассматривая работу З. Баумана «Актуальность холокоста». Бауман хотел в этом исследовании в том числе сформулировать «уроки холокоста», показав, что холокост не был каким-то отклонением от обычных социальных процессов и законов, что подобные трагедии в наше время вполне могут повториться. Поставленную задачу Бауман решил, но одновременно или чуть позднее, выслушивая социальную реальность и изучая то, что происходило в мире, он понял, что социальная жизнь стремительно меняется и поэтому уже трудно адресовать обществу сформулированные им «уроки холокоста».

Возник принципиальный вопрос: что же изучает или, точнее, должна изучать социология ‒ модерн или постмодерн? Если модерн, то, возможно, он уже уходит, претерпевая метаморфоз, если постмодерн, то последний только складывается и его сущностные черты пока неясны. «Сегодня, ‒ пишет Ритцер, ‒ в социологии идут ожесточенные дискуссии между теми, кто продолжает считать нынешнее общество современным миром, и теми, кто утверждает, что в последние годы произошли существенные изменения, и мы перешли в новый, «постсовременный» мир» [24]. Из книги Ритцера понятно, что существую три точки зрения на этот вопрос: одна ‒ да, мы уже перешли в новый мир, где складывается новая социальность; другая ‒ нет, мы по-прежнему в мире современности и только кажется, что социальность кардинально изменилась; и третья, которая, на мой взгляд, ближе всего к истине, ‒ социология имеет дело со сложной, двухслойной реальностью «модерна-постмодерна». Теперь сформулирую свое отношение к этим характеристикам.

Я вполне разделяю оценочное отношение к социальной жизни и необходимость указывать тип социального действия. Но считаю, что обе эти установки необходимо проблематизировать. Можно ли, например, сегодня понять, что справедливо, а что нет? Справедливо ли перераспределять национальный продукт от работающих к неработающим (полностью неработающим или частично), этот тренд, как известно, принимает все больший масштаб? С одной стороны, справедливо, поскольку, с точки зрения либеральных ценностей, каждый человек, работает он или нет, должен быть обеспечен достойным уровнем существования (имеет право на такое существование). С другой стороны, несправедливо, поскольку, как указывают критики этого тренда, подобное распределение способствует иждивенчеству, развращает население, плодит желающих жить на пособия, не работая, умножает организации и институты, кровно заинтересованные в подобном развитии событий (это и форма новой власти, бюрократии, и неплохое благосостояние для членов этих организаций). Можно ли в настоящее время указать социальные технологии, позволяющие эффективно улучшать жизнь людей, например, в ситуации типа нашей страны? С одной стороны, большинство социологов и экономистов утверждают, что это невозможно без проведения политических и социальных реформ, с другой ‒ они показывают, что в России сложилось такое общество и власть, которые такие реформы проводить пока не могут. Итак, и оценку, и тип социального действия без специальных исследований и обсуждений с участием заинтересованных лиц (население, бизнес, власть, различные сообщества) определить невозможно.

Принимаю я также установку, в соответствии с которой социологический подход предполагает анализ массового поведения и социального порядка. Но опять же и то, и другое нуждается в проблематизации. Можно ли, скажем, считать обществом население страны или суд в качестве полноценного института права, которые государство жестко контролируют и направляют с целью удержания своей власти?

Я не сомневаюсь, что можно говорить о социальной природе и изучать ее. При этом, как выше отмечалось, социальность не равна сама себе, она представляет собой культурно-исторический феномен. Это можно считать первой сущностной характеристикой социальной природы. Вторую характеристику я получил в ходе культурологических исследований. Убедился, что на изменение социальности влияет личность, которая, по моим работам, формируется, начиная с античной культуры [25]. Один из ярких примеров подобного влияния ‒ захват личностью социальных структур, что характерно для диктатур или авторитарных и тоталитарных государств.

Третья характеристика социальной природы тоже была указана выше, а именно, социальность ‒ это форма социальной жизни. В связи с этим можно говорить о циклах социальной жизни, воспроизводстве социального организма, социальной среде, борьбе социальных организмов между собой, системах жизнеобеспечения и о многом другом.

В точке становления новой социальности, а мы находимся именно в этой ситуации, социальность сознательно формируется. Сознательно, следовательно, с опорой на знания и исследования социальности. В свою очередь, подобные исследования предполагают интеллектуальное управление и сопровождение, т.е. методологическую работу.

Два слова о последовательности работ в рамках намеченной программы. Проблематизацию и ситуационный анализ я уже частично осуществил (имею в виду статью «К проблеме демаркации социологии и социальных наук», а также книги «Становление и особенности социальных институтов» и «Природа социальности»). Теперь очередь за культурно-исторической реконструкцией основных типов социальности (речь пока идет только о европейской культуре). В результате будут получены описания протосоциальности, анализ становления социальности в античной культуре, характеристики социальности средних веков и нового времени. С использованием знаний и схем, полученных в такой реконструкции, уже могут быть развернуты прикладные исследования и разработки, результаты которых будут адресованы политикам, управленцам, социальным инженерам.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Малиновский Б. Научная теория культуры. М.: ОГИ, 1998. C. 87-89.
[2] Розин В.М. Теория культуры. М.: NOTA BENE, 2005. C. 226, 234.
[3] Там же. С. 235.
[4] Розин В.М. Природа социальности: Проблемы методологии и онтологии социальных наук. М.: URSS, 2016. 288 с.
[5] Там же.
[6 ] Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.: Питер, 2002. 688 с.
[7] Бауман З. Мыслить социологически. М.: Аспект-Пресс, 1996. 255 с.
[8] Там же. С. 10.
[9] Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. С. 229.
[10] Кравченко С.А. Социология: парадигмы через призму социологического воображения. М.: 2002. Экзамен, С. 29-30.
[11] URL: https://www.youtube.com/watch?v=IDB5_afOpCE
[12] Ритцер Дж. Указ. соч. С. 522.
[13] Розин В.М. Становление и особенности социальных институтов. Культурно-исторический и методологический анализ. М.: ЛЕНАНД, 2014. 160 c.; Розин В.М. Природа социальности: Проблемы методологии и онтологии социальных наук; Розин В.М. К проблеме демаркации социологии и социальных наук // Идеи и идеалы. 2017. № 3. Т. 2. С. 3-17.
[14] Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Выготский Л.С. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3. М.: Педагогика, 1983. С. 15-16.
[15] Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентальному. Новая онтология ХХ века. М.: Республика, 1997. С. 363-364.
[16] Ритцер Дж. Указ. соч. С. 30-31.
[17] Бауман З. Указ. соч. С. 242.
[18] Там же. С. 16.
[19] Общество // Новая философская энциклопедия. Т. 3. М.: Мысль, 2001. С. 132.
[20] Латур Б. Указ. соч. С. 355.
[21] Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1983. С. 378-379.
[22] Там же. С. 420, 445, 457, 467, 471.
[23] Ритцер Дж. Указ. соч. С. 27.
[24] Там же. С. 484.
[25] Розин В.М. Культурология. М.: Гардарики, 2003. 462 с.; Розин В.М. Культурология. Юрайт, 2018. 410 с.; Розин В.М. Личность и ее изучение. М.: URSS, 2012. 232 с.

© Розин В.М., 2018

Статья поступила в редакцию 25 ноября 2017 г.

Розин Вадим Маркович,
доктор философских наук, профессор,
ведущий научный сотрудник
Института философии РАН
e-mail: rozinvm@gmail.com