М.А. Полетаева

Социальная практика отношения к инокультурному

Аннотация. Статья посвящена рассмотрению трех основных стратегий отношения к чужому, имевших место в истории. В науке впервые предпринимается попытка аналитической систематизации стратегий отношения к чужому. Эти три стратегии – изоляционизм, ассимиляция и мультикультурализм – в основном базировались на общих характеристиках мировоззрения той или иной эпохи.

Ключевые слова: изоляционизм, ассимиляция, мультикультурализм, стратегии отношения к чужому.
 

Отношение к чужим в истории человечества от эпохи к эпохе являлось своеобразным отблеском отношения к своим, выражением экзистенциальной ценности человека вообще. Чужой – это альтернатива своему, и его качества определяются преимущественно в сравнении с качествами своего; оптимально – самого себя.

В доиндустриальную эпоху в условиях страшной антисанитарии жизнь человека практически не ценилась. Смерть была повсюду: 90% родившихся детей умирало еще в младенчестве, по континентам гуляли страшные эпидемии, женщины повсеместно становились вдовами в молодые годы и т.п. При таких массовых потерях своих никто и не думал о человеческой ценности чужих.

В индустриальную эпоху санитария жизни начала расти, а смертность падать. Люди уже привыкли к тому, что живущие будут жить, и встал вопрос о качестве жизни. Основной стала проблема социальной несправедливости общественного устройства. Отсюда и такая любовь эпохи к революциям, бунтам и пр. Чужой в этих условиях воспринимался уже как товарищ по несчастью; нужно только научить его говорить на понятном языке, ассимилировать и включить в борьбу за переустройство мира.

В постиндустриальную эпоху человечество впервые увидело себя целиком (благодаря интернету и телевидению) и восхитилось красотой своего национально-культурного многообразия. И тогда оно занялось целенаправленным культивированием этого многообразия, а чужой превратился в особенно ценного носителя разных черт такого многообразия.

В течение истории человечества сменилось несколько оснований, по которым чужого отличали от своего, переменилось общее отношение к нему от преимущественного отторжения к полному признанию его права на инокультурность. Соответственно менялись и стратегии политики власти в отношении инокультурных чужих так же, как и стихийное отношение к ним со стороны населения. Мы усматриваем три принципиальные стратегии в отношении к чужим:

• изоляцию, при которой чужих старались территориально отделить от своих и не допустить их повседневного смешения и контакта;

• ассимиляцию, когда чужим разрешалось смешиваться с местными, но только при условии полного перехода на местный язык и стереотипы бытового поведения;

• мультикультурацию, при которой чужим без ограничений позволяется манифестация собственной культурной специфики при полном бытовом смешении с местными.

Эти стратегии преобладали в разные эпохи. Для доиндустриальной эпохи – была характерна изоляция чужого, для индустриальной эпохи – ассимиляция и для постиндустриальной эпохи – мультикультурация. Такая модель в общем схематическом изложении была разработана А.Я. Флиером [1], а здесь проводится фундаментальное исследование проблемы разных стратегий отношения к чужому в опоре на эту схему.

Прежде всего не нужно абсолютизировать привязанность этих стратегий к тем или иным эпохам. Такое преобладание имело сугубо статистический характер. В принципе в любую эпоху встречались все три варианта таких стратегий, что определялось суммой внешних обстоятельств или какими-либо ситуативными соображениями. Но статистически стратегия изоляции чужого преобладала в доиндустриальную эпоху, стратегия ассимиляции была характерна для индустриальной эпохи, а стратегия мультикультурализма имеет наибольшее распространение сейчас, в постиндустриальную эпоху.

Причины преобладания той или иной стратегии в ту или иную эпоху очевидны. Для религиозного сознания доиндустриальной эпохи чужой был создан не по образу и подобию Божьему (нельзя же предположить, что Бог на небе – негр или папуас), а порождение дьявола и его следует сторониться. Поэтому в доиндустриальную эпоху доминировала стратегия изоляции чужого. Для рационального сознания индустриальной эпохи чужой был обычным человеком, но принадлежащим к отсталому народу. Его нужно научить говорить на нашем языке и вести себя так, как мы, и тогда с ним можно иметь дело. Поэтому в индустриальную эпоху господствовала стратегия ассимиляции чужого. Для эгалитаристского сознания постиндустриальной эпохи чужой имеет право быть самим собой, говорить на своем языке и придерживаться норм своей культуры. Если даже его культура и отсталая, она все равно уникальна и бесценна, как и всякая иная культура, и никто не собирается ограничивать чужого в привязанности к своей культуре и ее установкам [2]. Поэтому в постиндустриальную эпоху доминирует стратегия мультикультурализма, т.е. благожелательного отношения к чужому и к любым, даже самым экстравагантным, его культурным проявлениям.

Но рассмотрим это поэтапно.

В доиндустриальную эпоху все чужое воспринималось плохим, подозрительным, сделанным не по нашим правилам, отражающим какие-то иные, не наши критерии качества. Тем более плохими воспринимались чужие культурные проявления, чужие люди, привязанные к такой подозрительной культуре. От них стремились избавиться, изгнать и даже истребить их, как существ вредоносных (это было характерным на первобытном этапе истории). Но это не всегда было возможно технически, а в некоторых случаях (в аграрный период истории) политически или экономически считалось неправильным и ограничивалось.

В доиндустриальную эпоху люди были малоподвижны. Мобильный образ жизни вели преимущественно купцы, составлявшие основную массу иноплеменников в городах этой эпохи или жившие в городах постоянно, но занимавшихся в основном разъездной торговлей. Например, такими были еврейские и мусульманские купцы в городах Западной Европы, итальянцы в Византии, немцы в Древней Руси. Политическая власть, всегда нуждавшаяся в деньгах, была заинтересована в наличии таких торговцев, обычно готовых помочь власти деньгами, и, как правило, поддерживала их. В противовес этому, местное население, не получавшее никакой выгоды от этих купцов, их не любило, и было готово к проявлению насилия в их адрес [3]. Компромисс был найден в стратегии изоляции подобных чужих в доиндустриальных городах.

Практически это выглядело так. Чужие (инородцы, иноплеменники, но в первую очередь иноверцы) поселялись в городах отдельно; им отводились специальные кварталы, где они могли жить и вести себя в соответствии с нормами своей культуры, исповедовать свою религию и даже строить храмы, самостоятельно поддерживать порядок в соответствии со своими культурными обычаями и пр. [4] Но… Им категорически не разрешалось контактировать с местными жителями, демонстрировать им особенности своей культуры и религии. За «переманивание» христианина в свою религию «искуситель» подлежал смертной казни [5].

Показательна в этом плане история с так называемой «ересью жидовствующих» в России конца XV в. Утверждалось, что в Новгород приехал некий еврей Схария, который распропагандировал ряд православных священнослужителей и даже главу Боярской Думы князя Ивана Патрикеева, невестку царя Ивана III княгиню Елену Волошанку и внука царя наследника престола великого князя Димитрия. Все они имели печальную судьбу: кто погиб на плахе, кто в тюрьме (включая даже царского внука). Поскольку никаких иных подтверждений существования Схарии нет, в «ереси» не обнаруживается никаких следов влияния иудаизма, но, напротив, видно заметное влияние учения нестяжателей Нила Сорского, то «ересь жидовствующих», по мнению современных исследователей, являлась не более, чем политической легендой, потребовавшейся для расправы с нестяжателями [6]. Большую роль в этих событиях сыграла и новая жена Ивана III византийская царевна Софья Палеолог. Но для нас важно то, что такая легенда была актуальной и убедительной для людей того времени; т.е. такая коллизия в средневековой Руси теоретически могла иметь место.

Таким образом, у общества того времени были все основания опасаться идеологического влияния со стороны чужих, и практика их изоляции в доиндустриальных городах была широко распространена. Иногда дело доходило и до массового изгнания (как например, изгнание мавров и морисков в Испании 1609-1614 гг. [7]), но чаще дело ограничивалось только изоляцией чужих. В городах стали появляться инородческие (иноверческие) гетто, чайнатауны, немецкая слобода и пр. Контакты чужих с местным населением были строго регламентированы как ситуативно, так и содержательно.

Такая изолированная жизнь в большой мере устраивала и самих инородцев, поскольку в какой-то мере оберегала их от агрессии со стороны местных жителей. Стратегия национально-культурной изоляции имела то преимущество, что в той или иной мере препятствовала межнациональным конфликтам, хотя случаи таких конфликтов имели место и они хорошо известны в истории. Обычно, если защитником инородцев, как правило, выступала политическая власть, заинтересованная в экономическом развитии страны, то Церковь, наоборот, тем или иным образом стимулировала межнациональные конфликты, поскольку была заинтересована в своем безраздельном господстве, а инородцы этому мешали.

Следует сказать, что, если представитель иной расы был все-таки единоверцем воспринимавших его людей (например, эфиоп-христианин), то факт единоверия оказывался более значимым, чем расовое различие. Инородец-единоверец был уже почти своим, хотя определенная специфика в его восприятии сохранялась. Точно так же влияла на восприятие и сословная принадлежность чужого. Негр-царь (скажем, властитель какого-нибудь африканского государства) был уже не вполне негром, а прежде всего царем.

В целом же понимание дилеммы свой/чужой в доиндустриальную эпоху было далеко от какой-то системности, часто опиралось на какие-то случайные и временные решения, но было наполнено страхом за идейную чистоту и неприкосновенность господствующей религии. Нужно напомнить и о том, что в эту эпоху религия была еще и политической идеологией, служение царствующему монарху понималось еще и как религиозный долг человека, так что особая забота о чистоте религии преследовала сразу несколько целей.

В индустриальную эпоху отношение к чужому и его культурным отличиям радикально переменилось. Научный прогресс нового времени, и развитие антропологии позволили признать всех людей и даже представителей наиболее отсталых народов интеллектуально более или менее равноспособными. А это значит, что любого человека, хоть из самого отсталого племени, можно воспитать, обучить, развить до цивилизованного уровня [8]. Нужно только всесторонне его ассимилировать в современном обществе.

Так родилась новая стратегия взаимодействия с чужим – ассимиляционная. Суть ее заключается в том, что социализация чужого в новом обществе должна строиться на его культурно-языковой ассимиляции. Во французском Иностранном легионе не спрашивают, откуда приехал новобранец, и даже не интересуются его настоящим именем. Он должен только владеть французским языком, чтобы понимать команды, и, естественно, владеть какой-либо военной специальностью. В остальном его прошлое никого не интересует. Это и есть стратегия ассимиляции в наиболее брутальном ее выражении.

В романе Умберто Эко «Маятник Фуко» есть такой эпизод: один из героев рассказывает остальным исторический анекдот. Наполеоновский маршал Иоахим Мюрат, объезжая строй своих гусар, увидел чернокожего солдата. Мюрат подъехал к гусару и спросил:

– Вы что, негр?

– Так точно, ваше сиятельство.

– Молодец, – сказал Мюрат. – Так держать [9].

В средние века солдатом навряд ли разрешили бы быть негру. Негр – чужой, нехристь. В новое время – пожалуйста. От чужого не требовалось уже жить в особом квартале. Он мог жить и среди местных, но по языку и стереотипам поведения не должен был от них отличаться, знать законы страны проживания и – желательно – исповедовать ту же религию, что и остальные.

Более того. За закрытой дверью своего дома он мог быть кем угодно – китайцем, зулусом или папуасом – и вести себя соответствующим образом. Это его личное дело. Но, перешагнув порог дома, выйдя на улицу, он становился местным и не должен был ничем от них отличаться [10].

Такое отношение к человеческому потенциалу, – конечно, типичная черта нового времени, когда постулировалась неограниченная обучаемость человека. Вспомним пьесу Б. Шоу «Пигмалион». Это наглядный пример стратегии ассимиляции. Из любого человека можно «вылепить» кого угодно. Нужно только как следует его обучить. Надо сказать, что эта позиция не утратила своей актуальности и сегодня. Отсюда и устойчивость стратегии ассимиляции чужого, которая также актуальна до сих пор.

Разумеется, переход от стратегии изоляции чужого к стратегии его ассимиляции длился долго и осуществлялся поэтапно. Большинство стран Европы и Америки завершили его в течение XIX в., а в некоторых странах он занял и ХХ в. Например, Россия совершала его в течение XVIII-XIX вв. (вспомним «арапа Петра Великого» – эфиопа Абрама Ганнибала и его брата, которых царь Петр выписал в Россию именно для борьбы с расовыми предрассудками), а завершила только в начале ХХ в. (Манифест о свободе вероисповедания 1905 г. и революция 1917 г.).

С наступлением постиндустриальной эпохи приблизительно в последней трети ХХ века произошла и смена стратегии отношения к чужому. Наступила эра мульткультурализма. Но при этом нужно помнить, что постиндустриальной стадии развития пока что достигли лишь полтора-два десятка стран мира, и соответственно мультикультуральная стратегия проявила себя лишь в Западной Европе, США, Канаде и Австралии. В других странах (даже в Японии) доминирование мультикультурализма в общей культурной жизни и отношению к чужим не очевидно.

Мультикультуральная стратегия базируется на представлении о том, что все культуры, даже очень отставшие в своем историческом развитии, имеют равную научную и культурную ценность и должны поддерживаться и открыто манифестироваться. Эту позицию разделяет и ЮНЕСКО [11]. Соответственно, ни о каком подавлении проявлений любых национальных культур или их «вытеснении» в процессе ассимиляции в более развитых культурах не может быть и речи. Представители любого народа в любой точке Земли имеют право на открытое манифестирование своей культурной традиции.

Теоретически это выглядит очень гуманно. Но практически здесь возникает много сложностей. Уже писалось о том, что, если представитель развитой цивилизации имеет право и в джунглях Амазонии пользоваться мобильным телефоном, то и амазонский индеец имеет право на улицах Парижа вести себя как в джунглях: ходить голым, публично испражняться, охотиться, если не на прохожих, то уж на кошек и собак и т.п. [12]. Точно так же жители горных аулов Кавказа публично обсуждают и осуждают девушек за то, в каком виде они ходят по улицам Москвы [13].

Известный американский антрополог С. Бенхабиб посвятила этой проблеме специальную книгу «Притязания культуры» [14], где описаны множество случаев, как представители полупервобытных народов Индокитая и некоторых иных, переехав в США, продолжают придерживаться своих традиционных семейных обычаев (например, убивают неверных жен), что совершенно не вписывается в американские законы. Однако суды их оправдывают, поскольку это их национальный обычай, т.е. часть их культуры, на которую они имеют право. Это мутикультурализм. Сейла Бенхабиб – сама турецкая еврейка, хорошо знакомая с традиционной культурой как евреев, так турок, считает, что нельзя в современном обществе давать волю традиционным культурам. С ней солидарен и российский культуролог А.Я. Флиер [15]. Но такая позиция противоречит принципам мультикультуральной стратегии.

Конечно, в мультикультурализме есть и множество положительных сторон. В первую очередь – это равное уважительное отношение ко всем народам и культурам. И, конечно же, представители традиционных культур в большинстве своем не глупые люди и ведут себя на улицах европейских городов вполне достойно. Но бывают и обратные тому казусы.

Мультикультурализм существует не так много лет, чтобы оформиться в развитую стратегию с четким планом на последовательно решаемые задачи. Сегодня это скорее некоторый бессистемный набор либеральных принципов в решении национально-культурных проблем. В странах, где еще сильны позиции традиционализма, естественно, мультикультурализм отвергается. Но это скорее общее отторжение западного либерализма в теории, а на практике это, как правило, не выливается в какую-то особую агрессивность по отношению к чужим. В таком латентном виде мультикультурализм как общечеловеческая толерантность имеет широкое распространение в мире.

Важным является и вопрос о том, в какой мере применение той или иной стратегии являлось целенаправленной политикой властей или же стихийным волеизъявлением населения. Представляется, что определенно ответить на этот вопрос невозможно. В каждом конкретном случае могло быть то или другое, а иногда и то, и другое вместе. Существенно то, что в вопросе отношения к чужим позиции властей и населения, как правило, совпадали. Хотя временами эти позиции расходились, и даже бывали конфликты на эту тему.

Таким образом, мы видим, что все исторические стратегии отношения к чужому строились в основном на теоретическом представлении о нем. Изоляционистская стратегия – на представлении о том, что не все люди созданы по образу и подобию Божьему, и потому чужие должны быть истреблены или изолированы. Ассимиляционная стратегия – на представлении о том, что все люди интеллектуально схожи, и все зависит лишь от качества обучения каждого. Мультикультуралистская стратегия – на представлении о том, что все локальные культуры равноценны, и все должны быть представлены в своих внешних проявлениях. И хотя каждая из этих стратегий имела определенное историческое тяготение к разным эпохам, на самом деле использование каждой из них имело во многом ситуативный характер и зависело от суммы внешних обстоятельств.

Но, тем не менее, эти стратегии были связаны с общей системой ценностей, преобладавшей в каждую эпоху, и в существенной мере определялись ими. В доиндустриальную эпоху главной ценностью была четкость представлений о делении мира на добро и зло [16]. В индустриальную эпоху в основе иерархии ценностей лежала потребность в большей социальной справедливости [17]. В постиндустриальную эпоху основной ценностью является культурное разнообразие мира, которое должно манифестироваться повсюду [18].

Отношение к своему и чужому тоже в существенной мере базируется на этом. Оно является своеобразной иллюстрацией всей системы ценностей того или иного народа в ту или иную эпоху, отражая в них свойственные народу представления о добре и зле, о благе и вреде, о жизни и смерти. Чужие – это очень важный элемент общей картины мира в сознании каждого человека и его структуры, осознания человеком своего места в мире.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Флиер А.Я. Варианты культурной политики и стратегии межкультурных взаимодействий [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2017. № 3. URL: http://cult-cult.ru/the-cultural-policy-options-and-strategies-of-intercultural-interactions/. Дата обращения: 6.05.2019.   
[2] См. об этом: Benhabib, Seyla. The Clams of Culture: Equality and Diversity in the Global Era. Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2002 (Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М.: Логос, 2003. 350 с.).
[3] См. об этом: Флиер А.Я. Культура как репрессия. М.: Диаграмма, 2006. 320 с.
[4] Massey, Douglas S. Segration and Strafication: A Biosocial Perspective. Du Bois Review: Social Science Research on Race, 2004, 1 (1): р. 7-25.
[5] Штереншис М. Евреи: история нации. Герцлия: Исрадон, 2008. 560 с.
[6] См., например: Лурье Я.С. Вопрос об идеологических движениях конца XV – начала XVI в. в научной литературе // Труды отдела древнерусской литературы. Т. XV. М.-Л.: Наука, 1958. С.131-152; Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII веков. Эпохи и стили. Л.: Наука, 1987. С. 159.
[7] Ливи Баччи, Массимо. Демографическая история Европы. СПб.: Alexandria, 2010.  298 с.
[8] Костина А.В., Флиер А.Я. Три типа культуры – три функциональные стратегии жизнедеятельности // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2009. №  2 (18). С. 23-36.
[9] Эко, Умберто. Маятник Фуко. СПб.: Симпозиум, 2006. 736 с.
[10] Флиер А.Я., Полетаева М.А. Происхождение и развитие культуры. М.: МГУКИ, 2009. 272 с.
[11] Кооманс Ф. ЮНЕСКО и права человека // Введение в вопросы международной защиты прав человека: учебное пособие / под ред. Р. Хански, М. Сукси; Институт прав человека. Турку/Або: Университет «Або Академи», 1997. С. 187-197.
[12] Флиер А.Я. Варианты культурной политики и стратегии межкультурных взаимодействий.
[13] Там же.
[14] Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру.
[15] Флиер А.Я. Будущее возврату не подлежит (о перспективах развития традиционной культуры) [Электронный ресурс] // Культурологический журнал. 2010. № 1. URL: http://www.cr-journal.ru/rus/journals/4.html&j_id=2. Дата обращения: 18.06.2019.
[16] См. об этом: Флиер А.Я. Добро и зло в культурно-историческом понимании [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2015. № 3. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2015/3/Flier_Good-Evil/. Дата обращения: 18.06.2019; а так же: Флиер А.Я. Философские пролегомены к Нормативной теории культуры [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2019. № 1. URL: http://cult-cult.ru/the-philosophical-prolegomena-to-a-normative-theory-of-culture/. Дата обращения: 18.06.2019.
[17] Там же.
[18] Там же.

© Полетаева М.А., 2020

Статья поступила в редакцию 15 августа 2019 г.

Полетаева Марина Андреевна,
кандидат культурологии, доцент
Московского государственного
лингвистического университета.
e-mail: m.poletaeva@mail.ru