А.Я. Флиер

Структуры культуры

Аннотация. В статье рассматривается многообразие моделей структурирования культуры, разработанных разными учеными, и обосновывается значимость этих моделей как познавательных инструментов изучения культуры. Автором постулируется превосходство моделей структурирования, которые отражают функциональные, содержательные и динамические свойства культуры, а не только ее формальные и статические параметры.
 
Ключевые слова. Культура, модели структурирования, бинарные, тернарные и иные модели, функциональные, содержательные и динамические свойства культуры.
 

Любой ученый, занимающийся теоретическим исследованием культуры, прибегает к тому или иному ее структурированию, используя чью-то модель морфологии культуры, либо разрабатывая собственную. Различные варианты структурирования являются научным инструментом изучения культуры, «препарирующим» ее в нужном познавательном ракурсе, акцентируя важные для исследователя ее свойства. Сама культура как совокупность технологий социального общежития, обеспечивающих коллективный характер человеческой жизнедеятельности, по моему убеждению, никакой собственной структуры не имеет, а лишь зеркально отражает структуру общества в разных аспектах его активности (хотя и не всегда пропорционально точно). Но поскольку осмысление культуры и ее систематизация в таком «бесформенном» состоянии затруднительны, ученые искусственно тем или иным образом структурируют ее именно для удобства описания и анализа.

Наибольшее распространение получило структурирование культуры, основанное на ее социальных функциях. В рамках такого анализа культуры хорошо известны бинарные дихотомические модели. Это прежде всего представление о культуре, состоящей из двух основных компонентов – материальной и духовной культур, истоки которого улавливаются еще у античных философов [1]. По существу эта модель олицетворяет деление культуры на продукты практической жизнедеятельности человека и феномены, порожденные его сознанием, что широко использовалось и в советской философской традиции [2]. Опытом бинарного членения можно считать и суждения Ф. Ницше об аполлоническом и дионисийском началах в культуре, связанных с разными психологическими запросами человека [3]. К дихотомическим функциональным моделям относится также деление культуры на обыденную и специализированную (фактически на народную и профессиональную), чем пользовались философы-эволюционисты XIX в., но наиболее четко это структурирование отражено в работах Э. Дюркгейма [4]. Бинарных моделей функционального структурирования культуры существует много; я упомянул лишь наиболее известные и влияющие на развитие науки.

Тернарные модели функционального структурирования культуры в большинстве своем являются продуктами развития бинарных вариантов за счет введения третьей составляющей. Такова, например, модель М.С. Кагана, включающая материальную, духовную, а также художественную культуру, которую известный философ-эстетик рассматривал как самостоятельную компоненту культуры [5]. Структурная модель Э.А. Орловой основывается на позитивистской традиции деления культуры на обыденную и специализированную, но рассматривает ее в трех практико-деятельностных сегментах – организационном, познавательном и коммуникативном [6]. Еще одна тернарная модель социально-функционального членения культуры на народную, элитарную и массовую встречается в работах многих социологов ХХ в., но наиболее системный характер приобретает у А.В. Костиной, которая базирует эту трихотомию на едином основании – психологических особенностях ее адептов [7]. Эта схема культуры по существу также является развитием дихотомии обыденная/специализированная, но с добавлением еще и массовой культуры.

Особое место в теории культуры занимает тернарная модель П.А. Сорокина, которая может быть определена и как функциональная, и как историческая, делящая культуру на три типа: идеацианальный (сверхчувственный, обращенный к трансцендентальным и сакральным началам), чувственный (материально-рациональный) и идеалистический (синтезирующий свойства двух предыдущих). Эти разные типы, по Сорокину, должны сменять друг друга в рамках исторических циклов [8]. Существуют и другие тернарные модели, менее известные.

Должен сказать, что и я в своих исследованиях общей теории культуры тоже много внимания уделяю ее функциональному структурированию. В частности мною были осуществлены:

• разработка функциональной типологии культур с изложением ее оснований, включающей:

- этнический тип культуры,

- социальный (сословный) тип культуры,

- политический (национальный) тип культуры,

- конфессиональный тип культуры,

- профессиональный тип культуры,

- художественный тип культуры [9];

•  разработка модели социальной структуры культуры с системными характеристиками ее составляющих, в которой выделяются:

- культура сельских материальных производителей (крестьянская),

- культура городских материальных производителей (буржуазная),

- культура городских интеллектуальных производителей (интеллигентская),

- культура производителей порядка (элитарная),

- культура производителей беспорядка (криминальная) [10];

•  модернизация тернарной модели Костиной, три составляющие которой основываются мною не на психологических установках их адептов, а на разных формах удовлетворения их социальных интересов:

- культура-обычай (культура упорядочения приватной деятельности и взаимодействия людей, живущих в непосредственном соседстве и занимающихся в основном собственным жизнеобеспечением),

-  культура-идеология (культура упорядочения деятельности и взаимодействия людей, действующих в общественных интересах и производящих общественно значимую продукцию),

- культура-референция (культура упорядочения массового потребления) [11];

•  в развитие тернарной модели Орловой была разработана структурная модель культуры по основным сегментам жизнедеятельности человека, в которую включены:

- культура социальной организации и регуляции (хозяйственная культура, политическая культура, правовая культура),

- культура познания и рефлексии мира, общества и человека (философская культура, научная культура, религиозная культура, художественная культура),

- культура социальной коммуникации, накопления, хранения и трансляции информации (культура межличностных информационных контактов, культура массовой информации, информационно-кумулятивная культура, культура межпоколенной трансляции социального опыта, культурной компетенции и знаний),

- культура физической и психической реабилитации и рекреации человека (культура поддержания и восстановления здоровья, культура физического развития, культура восстановления энергобаланса человека, культура психической рекреации и реабилитации человека),

- культура рождения и смерти (сексуальная культура, культура родов и выхаживания младенца, культура приготовления к смерти и убранства покойника, культура прощания, погребения и поминовения),

- культура преступления и наказания (культура нарушений законов, культура нарушений обычаев и морали, культура дознания, культура наказания, культура лишения жизни),

- культура приватной жизни (культура семейных отношений, культура соседства, гостеприимства и взаимопомощи, культура приватных празднований, культура патронажа по отношению к больным, убогим и нищим),

- культура идентичности (культура исторической памяти, культура сохранения исторических памятников, культура самоидентификации индивида, культура самоидентификации социальных групп),

- лингвистическая культура (культура устного языка, культура письменного языка) [12].

Такое множество моделей структурирования культуры, разработанных мной в последние годы, только подчеркивает сугубо технологический, инструментальный характер всех этих разработок. Они осуществляются для того, чтобы лучше показать те или иные функции и возможности культуры.

Другим подходом к структурированию культуры является ее членение по историческим периодам, в рамках которых культура может рассматриваться как самодостаточный феномен, обладающий выразительными эпохальными чертами.

Бинарными моделями, отражающими историческую динамику культуры, являются членение культуры на собственно культуру (восходящая стадия развития) и цивилизацию (нисходящая стадия), разработанное О. Шпенглером в соответствии с его циклической теорией [13]; концепция «осевого времени» и деления культуры на «доосевую» и «послеосевую», принадлежащая К. Ясперсу [14] (подробнее об этом ниже) и некоторые иные.

Тернарной исторической моделью можно считать суждение А. Фергюсона о выделении в культуре трех исторических стадий развития: дикости, варварства и цивилизации [15].

Хорошо известным примером определения исторических стадий развития общества (а с ним, естественно, и соответствующих этапов эволюции культуры) является марксистская формационная модель, основанная на разных типах экономических отношений и включающая пять формаций – первобытную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую [16]. В наше время наиболее влиятельной является технологическая модель исторического развития, структурирующая историю общества и культуры на первобытную, аграрную (включающую рабовладельческий и феодальный периоды), индустриальную (в капиталистическом и социалистическом вариантах) и постиндустриальную стадии, выделение которых основывается на этапах развития основных технологий общественного производства [17]. Эту схему в принципе можно считать модернизацией марксистской формационной модели.

Третье основание для структуризации культуры касается историко-географического членения культуры вида Homo sapiens на культуры разных народов и объединения их в более крупные культурные образования, называемые цивилизациями. Поскольку феномен цивилизации так и не получил сколь-либо единых оснований и критериев для выделения, то разные авторы произвольно составляют разные списки исторических цивилизаций. Укажем лишь на классиков этого научного течения: О. Шпенглер выделял 8 цивилизаций [18], а А. Тойнби – 21 [19].

Хотя у цивилизационного подхода много сторонников, я не считаю его подлинно научным, а в основном идеологическим, популистским, спекулирующим на сложности национальной самоидентификации людей в современных условиях. Думаю, что продуктивнее было бы вернуться к изначальному значению слова «цивилизация», характеризующему достижение обществом городской и государственной стадии самоорганизации, а не выражение каких-то локальных признаков его культуры. Что касается структурного членения культуры по разным историко-географическим локусам, то это в принципе не вызывает возражений.

Естественно, спорить о том, какая из этих моделей структурирования культуры более верная, бесполезно. Они все являются не системными описаниями культуры в ее объективных параметрах, а только ее аналитическими интерпретациями, создаваемыми разными учеными, хотя научная цель новой систематизации материала здесь просматривается как очевидная. Но сама культура собственной оригинальной структурой не обладает, а лишь «обволакивает» человеческое общество, принимая форму присущих ему структур жизнедеятельности, и отражает его параметры.

Вместе с тем, нельзя не заметить, что большинство структурных моделей культуры строится на интерпретации ее исторических форм. Это всегда чревато опасностью абсолютизации временных, а порой и случайных культурных феноменов. Ведь формы – это, пожалуй, наиболее адаптивные элементы культуры. Они всегда зависят от более или менее случайного сочетания внешних обстоятельств. Конечно, я знаю и разделяю суждение Э.С. Маркаряна о том, что культура – это адаптивно-адаптирующая система и не только пассивно адаптируется к внешним факторам, но порой и сама активно адаптирует их «под себя» [20]. Однако второй вариант встречается сравнительно редко и представляет собой частное исключение. Обычной нормой является именно пассивная адаптация форм культуры к сложившейся композиции внешних факторов.

Поэтому гораздо более перспективным и продуктивным является структурирование культуры на основании ее важнейших содержательных установок (можно назвать их «смыслами» или «ментальностями»). К числу таких содержательных установок относятся, например, представления о добре и зле, правде и лжи, воле и неволе, красоте и уродстве и т.п. Я в последнее время стараюсь по возможности концентрировать свои научные исследования именно на этом [21].

Интересным осмыслением таких содержательных установок культуры представляется смыслогенетическая теория А.А. Пелипенко [22]. Я согласен далеко не со всеми его постулатами, но стремление Пелипенко исследовать культуру не по переходящим формам (атрибутам самобытности), а по ее фундаментальным смыслам представляется мне важнейшим методологическим поворотом в современной российской культурологии. В частности автор, отталкиваясь от концепции «осевого времени» К. Ясперса, усматривает в истории культуры два содержательных периода: мифоритуальный и логоцентрический (фактически «доосевой» и «послеосевой», хотя Пелипенко несколько сдвигает их хронологические границы). Для первого из них характерно нечеткое, ситуативное различение добра и зла в любых жизненных и сакральных проявлениях. Отсюда и боги мифоритуальных («доосевых») сообществ порой бывают жестокими, коварными, лживыми. Все зависит от конкретной ситуации. Совершенно иная картина характерна для логоцентрических («послеосевых») сообществ. Здесь уже разведение добра и зла предельно четкое. Бог – это абсолютное благо, дьявол – абсолютное зло. А земной человек понимается как активный служитель добра; в противном случае его просто уничтожают. Это принципиально иная культура, нежели мифоритуальная, с иными задачами социальной регуляции.

Различие между двумя культурными типами не сводится только к разным трактовкам добра и зла, но я сейчас выделяю именно это. Правда, Пелипенко считает, что логоцентрический этап в культурной эволюции близок к завершению; но то, что идет ему на смену, представляется лишь в общих чертах, далеких от системного понимания, и поэтому здесь не рассматривается.

В этой связи стоит отметить и принадлежащее А.П. Назаретяну объяснение феномена «осевого времени» (по Ясперсу, это период между 7 и 2 веками до н.э.). Это время освоения человеком и широкого распространения железа. А железное оружие много легче и дешевле бронзового. Появилась возможность вооружать огромные армии и совершать масштабные завоевания. Количество человеческих жертв при этом резко увеличилось. И общество ответило на это появлением новых религий, идеологически ограничивающих применение насилия. Буддизм, даосизм, конфуцианство, зороастризм, систематизированный иудаизм возникли именно в «осевое время»; позднее сложилось христианство, наиболее последовательно отстаивающее принцип ограничения насилия. На этом основании Назаретян сформулировал «закон техно-гуманитарного баланса», гласящий, что с возрастанием технической вооруженности человека культура порождает новые ограничительные установки [23]. Это объяснение хорошо коррелирует с концепцией Пелипенко, а в целом создается совсем другое, гораздо более глубокое понимание культуры как феномена социальной самоорганизации человеческого общества.

Постижение культуры является чрезвычайно сложным процессом в первую очередь потому, что культура, по определению, приписываемому М.М. Бахтину, – это то, что простирается между людьми, объединяя их в общество. Отсюда все формы и структуры культуры представляют собой лишь отражение форм и структур человеческого общества. Культура похожа на цементный раствор, принимающий форму вмещающего его объема и скрепляющий его элементы. Но, как и раствор, культура «застывает» в обретенной форме, и придать ей новую форму, больше соответствующую изменившемуся обществу, бывает не просто. Социум пластичней и мобильней своей культуры. Но общество заставляет культуру меняться и развиваться. Вся человеческая история может быть представлена как процесс борьбы общества со своей культурой, преодоления ее устаревших установок, априорно присущего ей консерватизма.

В свое время мной была открыта закономерность исторического развития культуры, которую можно назвать «законом баланса социальной и культурной динамики» [24]. В соответствии с ним при ускорении темпа социального развития общества понижается уровень его локальной культурной самобытности, а при замедлении темпа развития уровень самобытности повышается (происходит ее накопление). Наибольшей локальной культурной самобытностью отличаются наиболее архаичные сообщества.

Все это имеет прямое отношение к проблеме структурирования культуры, поскольку ее бессмысленно структурировать в статике. Всякая предлагаемая модель структуры должна «работать» в исторической динамике, сохраняя свою устойчивость. Именно тогда ее познавательный потенциал будет теоретически значим, и культуру можно будет анализировать во всей глубине ее противоречий и динамике изменчивости. Поэтому главную проблему всякого структурирования культуры можно обозначить как «культурная структура в динамике исторического развития». А это уже научная задача совсем иной сложности.

Таким образом, определяется ряд принципов, которые желательно соблюдать при структурировании культуры как социального феномена во всей полноте его функций:

1. Структура культуры должна в целом соответствовать социальной стратификации общества и основным направлениям и сегментам практической жизнедеятельности людей (их приватной жизни, общественному служению и основным специализированным областям деятельности), в отношении которых культура функционирует как нормативно-регулятивная система.

2. Структура культуры должна отражать не столько ее исторически изменчивые формы и символы, сколько фундаментальные экзистенциальные установки сознания людей (смыслы, ментальности), определяющие характер актуальной социальной практики общества.

3. Структура культуры должна сохранять свою устойчивость как при рассмотрении ее в условной статике избранного исторического периода, так и в исторической динамике ее развития от эпохи к эпохе.

При соблюдении этих принципов существенно повышается вероятность того, что разрабатываемая структура культуры будет более или менее адекватна социальной реальности. Основным критерием такого соответствия, на мой взгляд, является отсутствие явных противоречий между предлагаемой структурой и системными данными других общественных наук.

Разумеется, изучая культуру, каждый автор преследует определенную научную цель, которая не всегда связана со всесторонним осмыслением культуры во всей полноте ее социальных функций, а может касаться только какого-то ее частного отраслевого сегмента (например, искусства, или крестьянских обычаев, или ритуалов и праздников и т.п.). При этом полное соответствие авторской трактовки культуры всему набору основных социальных, этнических, религиозных и пр. параметров общества не требуется. Но в таком случае честный ученый сразу предупреждает об этом читателя, чтобы он не искал в авторской интерпретации всей полноты отражения свойств культуры. В таких работах творческая интерпретация культуры не обязана отражать все ее реалии, но должна соответствовать научно-познавательной цели автора, от четкости формулирования которой в большой мере зависит научное качество проводимого исследования.

Но это характерно для ситуации углубленного исследования какого-то избранного сегмента, что не требует общего системного структурирования всей культуры. Такое структурирование становится необходимым, когда предметом исследования является вся культура как социальный феномен, как фактор человеческой жизни. И вот здесь знание научных принципов системного структурирования становится критически важным, поскольку подобное структурирование культуры выступает одним из основных исследовательских методов, раскрывающих суть культуры, вариантом генерализации общих представлений о ней. И этой методологии следует учиться.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 15-03-00031 «Культурное регулирование социальной динамики».

[1] См., например:  Цицерон М. Т. Турскуланские беседы // Цицерон. Избранные сочинения / Сост. и ред. М.Л. Гаспарова, С.А. Ошерова, В.М. Смирина. М.: Художественная литература, 1975. С.207-367.
[2] См., например: Арнольдов А.И. Введение в культурологию. М.: НАКиОЦ, 1993. 349 с.
[3] Nietzsche, Friedrich Wilhelm. Die Geburt der Tragödie aus dem Geiste der Musik. Leipzig: Verlag von E.W. Fritzsch, 1872 (Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. 829 с.).
[4] См., например: Durkheim, Émile. De la division du travail social. Paris: Presses Universitaires de France, 1893 (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. 575 с.).
[5] Каган М.С. Введение в историю мировой культуры: В 2 кн. СПб.: Петрополис, 2001. 368 и 320 с.
[6] Морфология культуры. Структура и динамика: Учебное пособие для вузов / под ред. Э.А. Орловой. М.: DrDoom, 1994. 415 с.
[7] См., например: Костина А.В. Теоретические проблемы современной культурологии: Идеи, концепции, методы исследования. М.: Книжный дом «Либроком», 2009. 288 с.; Костина А.В. Национальная культура – этническая культура – массовая культура: «Баланс интересов» в современном обществе. М.: УРСС, 2009. 216 с.
[8] Sorokin, Pitirim A. Social and Cultural Dynamics: A Study of Change in Major Systems of Art, Truth, Ethics, law and Social Relationships. Vol. 1-4. N.Y.: American Book Company, 1937-1941 (Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика: Исследования изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. 1176 с.).
[9] Флиер А.Я. Социальная типология культуры // Флиер А.Я. Культурология для культурологов: Учебное пособие для аспирантов, докторантов и соискателей. М.: Академический проект, 2000. С. 214-219.
[10] Флиер А.Я. Социальная стратификация культуры // Флиер А.Я., Полетаева М.А. Происхождение и развитие культуры. М.: МГУКИ, 2008. С. 155-195.
[11] Флиер А.Я. Культура как социально-регулятивная система и ее историческая типология // Культура культуры. 2014. № 2. URL: http://cult-cult.ru/culture-as-social-regulatory-system-and-its-historical-typology/. Дата обращения: 10.10.2015; Флиер А.Я. Добро и зло в культурно-историческом понимании // Информационный портал Знание. Понимание. Умение. 2015. № 3. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2015/3/Flier_Good-Evil/. Дата обращения: 10.10.2015.
[12] Флиер А.Я. Тернарная модель в морфологии культуры // Высшее образование для 21 века. М.: МосГУ, 2015. С. 11-16.
[13] Spengler, Oswald. Der Untergang des Abendlandes. Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1922 (Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: Т. 1. Образ и действительность; Т 2. Всемирно-исторические перспективы. М.: Айрис Пресс, 2003. 528 с. и 624 с.).
[14] Jaspers, Karl. The Origin and Goal of History. New Haven, CT: Yale University Press, 1953 (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. 527 с.).
[15] Ferguson, Adam. An essay on the history of civil society. Edinburgh: Printed for A. Millar & T. Caddel; London: A. Kincaid & J. Bell, 1767. 433 р.
[16] Marx, Karl. Zur Kritik der politischen Ökonomie. Berlin: Verlag von Franz Duncker, 1859 (Маркс К. К критике политической экономии // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 13. М.: Политиздат, 1959. С. 1-167).
[17] См., например: Bell, Daniel. The Coming of Post-industrial Society: A Venture of Social Forecasting. N.Y.: Basic Books, 1973 (Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Академия, 1999. 578 с.).
[18] Spengler, Oswald. Op. cit.
[19] Toynbee, Arnold Josef. A Study of History. Vol. I-XII. London: Oxford University Press, 1934-1961 (Тойнби А. Постижение истории. Сборник. М.: Прогресс, 1991. 736 с.).
[20] См. об этом: Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. М.: Мысль, 1983. 284 с.
[21] См., например: Флиер А.Я. Культура как «фабрика» по производству смыслов: историческая динамика // Культура культуры, 2014, № 3. URL: http://cult-cult.ru/kulitura-kak-fabrika-po-proizvodstvu-smyslov-istoricheskaya-dinamika/. Дата обращения: 12.10.2015; Флиер А.Я. Добро и зло в культурно-историческом понимании // Информационный гуманитарный портал Знание. Понимание. Умение. 2015. № 3. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2015/3/Flier_Good-Evil/. Дата обращения: 12.10.2015.
[22] См.: Пелипенко А.А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории: Учебное пособие для вузов. М.: МГУКИ, 2007. 436 с.; Пелипенко А.А. Культура и смысл // Пелипенко А.А. Избранные работы по теории культуры. М.: Согласие-Артем, 2014. 728 с.
[23] См. об этом: Назаретян А.П. Антропология насилия и культура самоорганизации. Очерки по эволюционно-исторической психологии. М.: УРСС, 2008. 256 с. и др. работы этого автора.
[24] Флиер А.Я. Очерки теории исторической динамики культуры. М.: Согласие, 2012. 528 с.
 

© Флиер А.Я., 2017

Статья поступила в редакцию 16 октября 2016 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор,
главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева.
e-mail: andrey.flier@yandex.ru