А.Я. Флиер

Возвращаясь к теме культурогенеза:
ответ на письма читателей

Аннотация: В статье аргументируются и уточняются взгляды автора на проблему исследования культурогенеза и национальной культурной самобытности, ранее изложенные им в статье «Развитие познавательных интенций: от проблем культурогенеза к социальным функциям культуры (ответ Л.С. Клейну)», но вызвавшие вопросы читателей.

Ключевые слова: культура, культурогенез, происхождение культуры, локальная культурная система, национальная культурная самобытность.

В № 1 журнала «Культура культуры» за 2017 г. была опубликована моя статья «Развитие познавательных интенций: от проблем культурогенеза к социальным функциям культуры (ответ Л.С. Клейну)» [1], посвященная дискуссии с выдающимся отечественным археологом Л.С. Клейном по некоторым вопросам познания культуры. Клейн выступил с жесткой критикой появившихся в последние годы исследований культурогенеза и в частности упоминал мои публикации на эту тему [2]. Мою ответную статью можно назвать дискуссионной весьма условно, поскольку с критикой Клейна я в основном согласен и полемизирую с ним лишь по вопросу моего участия в культурогенетических изысканиях.

Суть полемики заключается в том, что культурогенетическая тематика разрабатывается в основном в Санкт-Петербурге в культуролого-искусствоведческой среде; а я никоим образом не отношусь к этому течению, поскольку придерживаюсь принципиально иной трактовки культурогенеза и не решаю тех научных задач, которые пытаются решать петербургские культурогенетики. Другое дело, что интерес к культурогенезу в нашей науке был инициирован мной, но соответствующие исследования пошли по совершенно иному пути, нежели предлагал я. Поэтому к тому, что критикует Клейн, я не имею отношения.

Эта моя статья вызвала живой интерес у читателей журнала «Культура культуры», и я получил много писем с откликами на статью и некоторыми вопросами по моей научной позиции в исследовании проблем культурогенеза. Чаще всего читателями задается вопрос о том, почему я негативно отношусь к исследованиям происхождения локальных исторических культур (т.е. культурогенезу в его конкретно-историческом проявлении) и считаю его научно не релевантным? Это не совсем так. К сожалению, в упомянутой статье, видимо, я выразил свою точку зрения недостаточно четко и понятно для читателей, что и вызвало вопросы на эту тему. Попробую объясниться.

Термин «культурогенез» встречается в научной литературе в нескольких пониманиях. В принципе любая теория культуры предполагает какую-то концепцию ее происхождения, но почти никогда такая концепция не выливается в специальную теорию с присущей ей развернутой аргументацией, а ограничивается лишь умозрительной гипотезой генезиса культуры самого общего плана. Но есть и специальные теории на этот счет.

Наиболее распространенное понимание культурогенеза связано с многообразием научных интерпретаций самой ранней стадии становления человеческой культуры, приходящейся на эпоху палеолита, когда генезис культуры развивался параллельно с процессом антропогенеза. Культурогенез (в рамках этого понимания) – это стадия формирования культуры как системы, как программы человеческой жизнедеятельности, имевшей место в каменном веке. Впрочем, в палеолите только началось формирование культуры, а эпоху завершения этого формирования каждый ученый определяет по-своему. На этом этапе генезис культуры рассматривается в общепланетарном масштабе, поскольку судить о каких-то его локальных проявлениях еще рано.

Осмысливая этот период истории, можно говорить не только об этапах развития культуры человека современного вида (ориньякской, солютрейской, мадленской, свидерской культурах – это только в верхнем палеолите), но и о предшествовавшем неандертальском этапе (культура мустье), образах жизни разных видов питекантропов: Homo habilis, Homo rudolfensis, Homo ergaster, Homo erectus, Homo heidelbergensis, Homo rhodesiensis и др. (культуры олдувайская, ашельская, аббевильская, клектонская и др.). Возникает вопрос и о жизнедеятельности австралопитеков и более ранних приматов: можно ли рассматривать эти феномены как этапы становления культуры человека [3]?

При таком понимании культурогенеза ученые стараются выявить в нем в первую очередь зарождение и раннюю стадию сложения различных компонент культуры, полноценно развившихся позднее: языка, религии, искусства, обычаев, норм социальных отношений, нормативных производственных технологий и пр. Особое место занимают исследования мифоритуальной системы как ранней формы культуры в целом [4]. Так или иначе, но именно такое понимание культурогенеза имеет распространение среди большинства отечественных и зарубежных антропологов (этнографов), и, хотя они практически не используют термин «культурогенез», это понимание можно считать антропологическим.

Археологическое понимание культурогенеза хорошо разъяснено Л.С. Клейном в его упоминавшейся статье [5]. Археологи раскапывают множество культурных артефактов и даже целых культурных систем, которые не удается этнически идентифицировать (т.е. соотнести с этническими культурами каких-то известных народов). Поскольку по отношению к происхождению этих культур считается некорректным использование термина «этногенез», то археологи стали использовать нейтральный технический термин «культурогенез», означавший процесс формирования той или иной новооткрытой археологической культуры, пока что не идентифицированной этнически (т.е. по существу – неопознанного объекта, но не летающего, а лежащего под землей). Никакого специального смысла культурогенез в этом – археологическом понимании не несет.

В моей докторской диссертации «Структура и динамика культурогенетических процессов», написанной 25 лет назад, культурогенезу дана еще одна оригинальная интерпретация. Культурогенез понимается мной как порождение новых форм не только в древности, но и на всем протяжении истории культуры [6]. Историческая динамика культуры рассматривается мной как органичное сочетание двух процессов: культурной устойчивости, выраженной в повторении устоявшихся культурных форм, что воплощено в традиции, и культурной изменчивости, выраженной в порождении (или заимствовании) новых форм, преодолевающих традицию. Последнее и было названо мной культурогенезом. Я утверждал, что культурогенез осуществляется и сейчас в виде продолжающихся и даже получающих все большую интенсивность культурных новаций. В диссертации я смоделировал алгоритм порождения и последующего усвоения новых форм и заложил основы методики исследования этого явления.

Однако со временем я пришел к выводу, что словосочетание «культурная изменчивость» точнее выражает процедуру новационного генезиса форм культуры по существу и перестал использовать термин «культурогенез». Тем не менее, я не отказываюсь от культурогенеза как допустимого названия процесса порождения новых культурных форм в истории.

Ну, и, наконец, в последние годы у некоторых культурологов (преимущественно петербургских), пытающихся расшифровать специфику конкретно-исторического культурного своеобразия тех или иных народов, появилось еще одно понимание культурогенеза как происхождения локальных культур отдельных народов [7]. Здесь уже речь идет не об общечеловеческом этапе зарождения культуры как системы, а о попытке описать процесс происхождения культуры тех или иных исторических обществ, во всей их социально-культурной уникальности, и выявить в нем основы сложения национального культурного своеобразия. Именно это и вызвало критику Л.С. Клейна и мою.

Вопрос не в том, что я считаю эти исследования научно неактуальными. Конечно, они чрезвычайно актуальны. Но современная культурология теоретически еще совершенно не готова к таким исследованиям, не имеет категориального аппарата и метода анализа процессов происхождения локальных культур, не представляет себе алгоритма научной систематизации исторических культурных форм и интерпретации культуры как композиции различных форм. Пока все эти теоретико-методологические инструменты не разработаны в культурологии, опыты по научному комплексному анализу локальных культур как композиционных систем (в том числе их происхождения) обречены на неудачу.

Во всяком случае, известные мне попытки таких исследований в виде диссертационных работ, выполненных в Санкт-Петербурге, трудно назвать подлинно научными. При этом диссертации сами по себе вполне научно адекватны и качественны. Но привязка их к культурогенезу имеет искусственный и «вымученный» характер, не отвечает органичной проблемной направленности самих диссертаций, а детерминирована идеологически. Это представляется проявлением абсолютного дилетантизма.

Нужно отметить, что разработкой темы культурогенеза в основном занимаются люди с искусствоведческим пониманием культуры, весьма далекие от научной культурологической, социологической и антропологической ее трактовки. Они представляют особое течение в культурологии, которое обычно называют гуманитарным. Их интерпретация культуры, на мой взгляд, является не столько научной, сколько художественно-публицистической. Ну что же? И такой подход имеет право на существование, но вступать с ним в серьезную научную дискуссию я не вижу смысла. Ученый с художником не спорит. Каждый из них прав по-своему.

Но это организационные вопросы, а научно-историческая суть проблемы, по моим представлениям, заключается в следующем. Становление всякой новой локальной культуры начинается с формирования популяционной базы для нее, что, как правило, связано с отмежеванием части населения (обычно какого-то региона) от «материнской» популяционной общности. Это может иметь множество разных причин – этнических, политических, религиозных, военных, географических и т.п. Обычно в состав такого образования включается и какая-то группа представителей иных этносов, приносящих с собой новые элементы культуры. В результате образуется новая социальная общность с собственным самосознанием, отличным от «материнской» общности. «Мы» – это не «они»; а «другие» по тем или иным причинам.

Новая культура этой новой общности появляется не сразу, а созревает постепенно на протяжении нескольких веков (или, по крайней мере, жизни нескольких поколений). Первоначально новая культура является лишь вариантом прежней, с добавлением в нее некоторых иных элементов, в основном заимствованных у каких-то соседей, особенно тех, что участвуют в этногенезе новой общности. Конечно, появляются и абсолютно новые формы, порожденные новыми условиями существования, но поначалу их не много и они не играют системообразующей роли. А заметные отличия новой культуры от прежней («материнской»), созревают веками.

Т.е. новая культура рождается в основном как рекомпозиция прежней культуры, обусловленная теми или иными обстоятельствами. И вот тут для исследователя начинается самое сложное. Современная культурология еще не разработала алгоритма системного анализа композиции форм даже старых устойчивых культур как исторических системных образований, а уже берется за анализ новых, еще не устоявшихся композиций. В конечном счете, и все попытки комплексного анализа черт национального своеобразия культуры того или иного народа разбиваются об эту неготовность к системному анализу культурной композиции. На мой взгляд, разработка такого алгоритма системного анализа культурной композиции является одной из самых насущных, хотя и наиболее сложных научных задач, стоящих перед культурологией.

Серьезным шагом в этом направлении явилось исследование А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко «Культура как система» [8]. В нем были заложены методические основы систематизации понимания культуры как композиции разных форм. К сожалению, за 20 лет, прошедших со времени выхода этой книги, никаких попыток продолжения исследований в этом направлении не предпринималось, в том числе и петербургскими культурогенетиками.

Конечно, работая над диссертацией в 1994-1995 гг., я еще не понимал неготовности науки к системному исследованию происхождения локальных этнических культур, но интуитивно старался избегать исторической конкретики и сосредотачивался в основном на теоретическом анализе процессов порождения новых культурных форм в общечеловеческом масштабе. Впрочем, тогда еще вся культурология только начиналась как наука и ее аналитические возможности были не ясны. Тем не менее, десятилетие спустя, петербургские культурогенетики не обратили внимания на эту тонкость, и пошли по тупиковому, на мой взгляд, пути, на котором ничего, кроме художественных описаний, пока осуществить невозможно.

Одним из сюжетов, связанных с этой темой, является вопрос о происхождении национального культурного своеобразия, его сути и методах его исследования. Мне представляется, что, хотя оно и имеет отношение к культурогенезу, но связь эта не играет большой роли, не имеет решающего значения, и своеобразие порождается иными причинами.

Выше уже говорилось, что популяционная база культуры нового народа, образуется, как правило, посредством отмежевания части некого общества от «материнской» популяции и смешения ее с фрагментами иных популяций. Конечно, в глубокой древности какие-то этносы возникали и на базе племенных объединений. Вполне возможно, что часть и ныне существующих первобытных народов имеет такое происхождение. Но проверить это мы не можем. А реалии истории показывают, что практически все известные исторические народы являются продуктами смешения фрагментов нескольких «материнских» популяций, а те – в свою очередь – продуктами смешения фрагментов «народов-бабушек» и т.п. Современные генетические исследования в целом подтверждают это [9].

То же самое можно сказать и о культурах этих этносов. Они представляют собой некий калейдоскоп фрагментов (иногда больших, а иногда совсем маленьких) культур разных народов, с которыми исследуемый этнос когда-либо был в контакте. Показательный пример тому – язык. Попробуйте определить, какой процент слов, заимствованных из иных языков, есть в каждом национальном языке? В современных развитых языках (например, русском) их около половины. А язык – это наиболее точное отображение ситуации с культурными формами. Можно утверждать, что большинство форм культуры любого народа встречаются в культурах каких-то иных народов. И спорить о том, кто в каждом конкретном случае является донором, а кто реципиентом, бессмысленно (в большинстве случаев это недоказуемо). Конечно, в культуре каждого этноса есть и абсолютно оригинальные формы. Но их мало, и культурное своеобразие основывается не на них.

А на чем же? На оригинальной композиции сочетания этих форм, которая у каждого народа абсолютно неповторима и зависит от обстоятельств его истории, расставляющих акценты в этой композиции. Эта система смысловых акцентов, детерминированных историческим социальным опытом, очень важна; в них, в конечном счете, воплощается национальный характер народа, его комплекс ценностных предпочтений, идеалы, нравы и т.п. А сами культурные формы при этом более или менее интернациональны или, по крайней мере, не уникальны. Важна их конкретная композиция в данном культурном комплексе. Именно в ней и системе смысловых акцентов заключается национальное своеобразие культуры всякого народа.

Парадоксально, но такое локальное своеобразие культуры возникает и возрастает не на этапе ее бурного развития (когда происходят активные заимствования новых форм из чужих культур и, естественно, сближение с ними), а, наоборот, в ситуации социального застоя, кристаллизации традиционных форм и их аккумуляции в культуре. Национальное культурное своеобразие – это продукт определенной самоизоляции, доминирования традиции и автоматического повторения каких-то ставших привычными форм. При ускорении культурного развития уровень своеобразия снижается, а при замедлении – возрастает. Культура, совсем остановившаяся в своем развитии, изолированная от внешних контактов и окостеневшая в незыблемых традициях (мы знаем, что в истории встречаются и такие), обладает и наибольшим своеобразием своих черт.

Как все это исследовать? И вот здесь мы возвращаемся к проблеме того, что современная культурология не имеет адекватного научного инструментария для системного исследования культурных композиций, о чем говорилось выше. Этот инструментарий еще нужно создать, и тогда только исследовать чье-либо культурное своеобразие. Пока что наука ограничивается только описанием черт этого своеобразия (что особенно хорошо получается у апологетов цивилизационной концепции истории и культуры). Но еще никем не доказано, что подобное описание объективно, охватывает все значимые черты культуры, правильно их интерпретирует и т.п. Такая объективность достижима только при системном анализе.

Так что нельзя сказать, что культурогенез или локальное культурное своеобразие как аналитические проблемы мало актуальны для общества и науки. Это сама наука (культурология) еще не в состоянии системно исследовать эти явления, а может только художественно описывать их.

Со времени выхода книги К. Леви-Строса «Структурная антропология» в науках о культуре утвердилось понимание культуры как альтернативы природе или, говоря иначе, «второй природы», компенсирующей то, что «первая природа» обеспечить не может [10]. Я же в своей разработке Нормативной теории культуры пришел к диаметрально противоположному выводу. Культура не только не противоположна природе, а является ее частью, закономерным этапом эволюции самой природы, развитием социального поведения животных [11]. Если животный инстинкт – это поведенческая программа, обеспечивающая преимущественно индивидуальное выживание особи, то культура – такая же поведенческая программа, эволюционировавшая из инстинкта, обеспечивающая  групповое выживание людей.

Критикуя «социальный дарвинизм» как механическую экстраполяцию принципов естественного отбора в человеческую среду, сам Дарвин полагал, что такая экстраполяция некорректна, поскольку в человеческой среде весьма развиты взаимопомощь, взаимопонимание, взаимодействие [12]. Здесь выживает не наиболее сильный, а наиболее коммуникативный, способный привлечь больше людей себе на помощь. Это и есть культура с ее торжествующим принципом «один за всех, все за одного». Т.е. в основе всякой культуры лежит групповая солидарность.

Откуда это взялось? С какого времени стало доминировать в сознании первобытной общины? Мы не знаем. А без понимания этого реконструкция генезиса любой локальной культуры конкретно-исторического общества невозможна.

Ну, и, наконец, нельзя не упомянуть об еще одном ракурсе понимания этой проблемы. Происхождение локальной культуры всякого народа и ее национальное своеобразие неотделимы от происхождения самого этноса и являются частью этого процесса. Т.е. культурогенез любой локальной культуры – это один из аспектов общего этногенеза соответствующего народа. В таком случае он уже является предметом научного интереса антропологов (этнографов), а не культурологов.

Конечно, определение четких границ между антропологией и культурологией затруднительно. Они исследуют в основном единый объект – культуру, только в разных проблемных ракурсах. На мой взгляд, если при изучении культуры акцентируется ее этническая специфика, то это предмет познания антропологии, а если эта специфика не акцентируется или признается второстепенной, то это уже предмет познания иных наук о культуре, в том числе культурологии. Культурология обращена в основном к общечеловеческой, внеэтнической сути культуры, и изучение локальной этнической специфики, ее генезиса и своеобразия должно лежать уже за пределами компетенции культурологии. Конечно, это только в теории; реальная научная практика оказывается много сложнее и противоречивее. Но я являюсь сторонником четкого разведения культурологии, изучающей общие проблемы культуры, и культурной антропологии (этнографии), сосредоточенной именно на ее локальных аспектах и их своеобразии. Хотя я понимаю, что такое разведение будет иметь скорее проблемный, нежели предметный характер.

Большинство культурологов мало внимания уделяет проблеме размежевания предметных областей культурологии и смежных с ней дисциплин (например, культурологии и искусствознания), часто влезает в предметные области этих смежных дисциплин, что ведет к понижению социальной значимости самой культурологии. Культурологи уже давно заслужили себе славу шакалов, которые кормятся объедками с чужих столов. Это уничижительное суждение несправедливо; но в его возникновении и распространении виноваты сами культурологи, не проявляющие должного уважения к неприкосновенности предметных областей иных наук.

Культурология заслуживает гораздо более значимой роли в изучении и регуляции гуманитарно-культурного сознания человека и общества, чем это имеет место сегодня. Но сами культурологи, многие из которых отличаются низким уровнем научной культуры, являются главными врагами культурологической науки, причиной неуважения к ней, ее неадекватного статуса в обществе.

Такова моя точка зрения. Если кто-то оценивает рассмотренные проблемы иначе, журнал будет рад опубликовать альтернативный взгляд на культурологию, культурогенез, культурное своеобразие и т.п.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См.: Флиер А.Я. Развитие познавательных интенций: от проблем культурогенеза к социальным функциям культуры (ответ Л.С. Клейну) // Культура культуры. 2017. № 1. URL: http://cult-cult.ru/razvitie-poznavatelinyh-intencij/. Дата обращения: 14. 10. 2020.
[2] См.: Клейн Л.С. Культурогенез как понятие и концепция: скептические размышления // Записки Института истории материальной культуры. 2015. № 11. С. 168-179.
[3] Деревянко А.П., Маркин С.В., Васильев С.А. Палеолитоведение: введение и основы. Новосибирск: ВО «Наука», 1994. 288 с.
[4] Lévi-Strauss, Сlaude. Mythologiques. T. I. Le Cru et le cuit. Paris: Plon, 1964; T. II. Du miel aux cendres. Paris: Plon, 1967; T. III. L'Origine des manières de table. Paris: Plon, 1968; T. IV. L'Homme nu. Paris: Plon, 1971 (Леви-Стросс К. Мифологики. Т. 1. Сырое и приготовленное. М.-СПб.: Университетская книга, 1999. С. 399; Т. 2. От меда к пеплу. М.-СПб.: Университетская книга, 2000. 422 с.; Т. 3. Происхождение застольных обычаев. М.-СПб.: Университетская книга, 2000. 461 с.; Т. 4. Человек голый. М.: ИД «Флюид», 2007. 784 с.). Об этом этапе становления культуры см. также: Флиер А.Я., Полетаева М.А. Происхождение и развитие культуры. М.: МГУКИ, 2009. 272 с.; Пелипенко А.А. Постижение культуры: В 2 ч. Ч. 1. Культура и смысл. М.: РОССПЭН, 2012. 607 с.
[5] Клейн Л.С. Указ. соч.
[6] Флиер А.Я. Структура и динамика культурогенетических процессов. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. М.: РИК, 1995. 42 с.
[7] См., например: Бондарев А.В. Вклад петербургских ученых в становление отечественных культурогенетических исследований // Арии степей Евразии: эпоха бронзы и раннего железа в степях и на сопредельных территориях. Барнаул, АлтГУ, 2014. С. 152-162.
[8] Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М.: Изд. «Языки русской культуры», 1998. 376 с.
[9]   Маркина Н.В., Балановский О.П. Прочесть историю по ДНК // Наука и жизнь. 2017. № 2. С. 58-66.
[10] Lévi-Strauss, Сlaude. Anthropologie structurale. Paris: Plon, 1958 (Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985, 536 c.).
[11] Флиер А.Я. Философские пролегомены к Нормативной теории культуры [Электронный ресурс] // Культура культуры. 2019. № 1. URL: http://cult-cult.ru/the-philosophical-prolegomena-to-a-normative-theory-of-culture/. Дата обращения: 19.09.2019.
[12] Darwin, Charles. On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favored Races in the Struggle for Life. London: John Murray, 1859 (Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора / пер. К.А. Тимирязева с испр. и указат. под общ. Ред. Н.И. Вавилова. Вводные статьи Н.И. Бухарина и Н.И. Вавилова. М.-Л.: Сельхозгиз, 1935. 636 с.); см. также: Гофман А.Б. Социальный дарвинизм // Большая советская энциклопедия: В 30 т. Т. 24. М.: Советская энциклопедия, 1976.

© Флиер А.Я., 2021

Статья поступила в редакцию 21 марта 2020 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор,
главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева,
профессор Московского государственного
лингвистического университета.
e-mail: andrey.flier@yandex.ru